22.07.1964 – 11.06.1984
С черпаком и автоматом

    Война войной, а обед по расписанию – кто не слышал эту популярную армейскую поговорку? Женя Бабейко успевал и повоевать, и в расписание уложиться. Хотя и числился по штату поваром-хлебопеком мотоманевренной группы погранвойск, но в боевые операции ходил наравне со всеми.
    Вообще по жизни Женька был заводным пацаном, хотя многословием не отличался. Больше личным примером действовал, чем сотрясал воздух. Бывало, пойдут ребята в турпоход, так невысокий, но крепкий Женька и рюкзак побольше тащит, и палатку первым спешит ставить да других подгоняет:
– Сань, возьми топор, колышки наруби!.. Миш, держи палатку с того конца, помоги развернуть...
Так же краток был, когда после окончания школы решал, кем стать:
– На повара пойду учиться!
Отец только крякнул да затылок почесал, но отговаривать не решился, зная твердый характер сына:
– Ну поваром, так поваром.
А сам невольно припомнил давнюю историю, после которой совсем по-другому стал смотреть на Женьку.
Собрались как-то они с женой в Киев съездить, город посмотреть, а сына на хозяйстве решили оставить. Как положено, собрали стол, с друзьями отметили отъезд и отправились на вокзал. Но когда приехали на вокзал, выяснилось, что поезд опаздывает на двенадцать часов. Сначала расстроились, а потом Станислав Александрович предложил супруге:
– Ну что мы тут сидеть будем? Поехали домой, там подождем.
    Когда поднимались по лестнице на свой этаж, он первым уловил густой соблазнительный аромат жареного мяса. Аж слюнки потекли. А когда вошел в квартиру, ахнул: Женька лихо хозяйничал на кухне, поджаривая мясо. Мать только руками всплеснула:
– Жень, вон же все на столе есть!
Сын зарумянился от смущения, но голос был тверд:
– А я сам хочу сделать!
    С тех пор так и начал сам готовить, особенно после смерти матери от тяжелой болезни. Станислав Александрович работал помощником машиниста пригородной электрички. Уходя в рейс, наказывал сыну, что сготовить. Тот быстро научился всему. Хоть суп варить, хоть пельмени да котлеты делать. Видно, от матери, повара-кондитера, умение и тяга к кухне передались. Не зря говорят: если мужчина поварским ремеслом занимается, то только по призванию.
В училище паренька тоже быстро приметили. Как-то раз отец вернулся из рейса, а сын ему:
– Пап! Завтра классное собрание будет, приходи!
– Зачем? Чтобы там на твои двойки смотреть?
– Нет, ты приходи!
На следующий день Станислав Александрович пришел в училище. Классный руководитель, полистав журнал успеваемости, спросила:
– Бабейко здесь? Подойдите, посмотрите, какие у Евгения оценки.
    Что-то екнуло в душе отца: ну, сейчас будут мозги полоскать за неуспеваемость! Глянул, а в журнале против фамилии сына сплошь пятерки стоят! Классная улыбнулась:
    – Женя у нас молодец! Я, скорее, ему доверю ведро лука чистить, чем девчонкам. Любое поручение хорошо выполнит.
    Уже через четыре месяца учебы Евгению назначили повышенную стипендию за хорошую успеваемость. Жаль, только год успел проучиться в училище – призвали на службу в армию. У военкоматских чиновников в погонах не дрогнуло сердце призвать на службу парнишку, потерявшего три года назад мать, который был единственным сыном у отца.
Не хотел отец отпускать его в армию:
– Давай я тебя освобожу от воинской обязанности. У меня есть дружок в военкомате.
Женя нахмурился:
– Нет, я пойду в армию. Хочу служить в погранвойсках.
    И хотя в детстве он не мечтал быть военным, но когда пришло время, оказался готов выполнить свой долг перед Родиной. А еще была у парня мечта: проверить себя на прочность в особой ситуации, совершить что-то особенное. Но вслух об этом даже с друзьями старался не говорить, тем более с отцом. Впрочем, тот и сам по обрывкам фраз догадывался. Женя душой готовился к встрече с опасностями и трудностями. А смерть... Многие ли из нас думали о встрече с этой старухой в восемнадцать лет?
    Его призвали на службу в пограничные войска и направили в Узбекистан. Застава располагалась недалеко от реки Аму-Дарьи, а на той стороне полыхала война.
    С первых дней рядовой Бабейко на службе оказался в двух ипостасях: трудился в офицерской столовой и постигал воинскую науку (учился метко стрелять из автомата, совершать марш-броски с полной выкладкой).
    Хотя в те времена этот факт тщательно скрывался (впрочем, и сейчас о нем мало что известно), но сводные мотоманевренные группы погранвойск (фактически батальоны) проводили рейды в глубь афганской территории на 30 – 50 километров, устраивали засады и подвижные заставы. Фактически они отодвигали как можно дальше войну от границ Советского Союза.
    Надо учесть, что в приграничных провинциях Балх и Кундуз действовал серьезный и сильный противник – отряды Бурхануддина Раббани, возглавлявшего контрреволюционную партию «Исламское общество Афганистана» (ИОА). Издавна одним из основных источников дохода Раббани была контрабанда наркотиков. Советские войска загнали его лаборатории в Пакистан, но караваны шли в Афганистан и далее в Среднюю Азию. Более того, по словам самих афганцев, чуть ли не треть бойцов отрядов Раббани сами были наркоманами. Нетрудно представить, с какой свирепостью и неустрашимостью воевали одурманенные наркотиками моджахеды!
    Так что у мотоманевренных групп пограничников работы хватало. В боевых операциях приходилось задействовать порой всех способных стрелять. Мотоманевренная группа, где служил Бабейко, базировалась в селении Калайи-Нау. Оттуда боевые группы выходили в рейды. Отстояв у плиты, повар-хлебопек вешал на крючок белый халат и колпак, откладывал в сторону черпак и шел в свою палатку. Там надевал нагрудный «лифчик» с запасными магазинами и гранатами, брал в руки автомат и шел на построение группы, готовящейся к рейду.
    Первый бой остался в его памяти причудливой какофонией огня и грохота, выстрелов и взрывов, от которых потом долго звенело в ушах. Душманы внезапно обстреляли их бронегруппу из пулеметов и гранатометов, целясь по головной «броне», но промахнулись. Бойцы словно горох посыпались из бэтээров, прячась за машины и тут же открывая ответный огонь. Потом под прикрытием огня крупнокалиберных пулеметов и брони бэтээров отошли за гору, и на подмогу вызвали вертолеты.
    Когда командир взвода похвалил Женю за хладнокровие и выдержку в бою, тот был озадачен. Но вечером, уже лежа в постели и вновь переживая перипетии схватки, поймал себя на мысли, что и вправду особого страха не было, когда ловил в прицел автомата огоньки выстрелов и серо-белые чалмы «духов». Поймав цель, плавно, как учили в «учебке», задержал на секунду дыхание, нажал на спусковой крючок. Кажется, пару раз чья-то чалма после его короткой очереди больше не высовывалась из-за валуна. Но, честно говоря, особо разглядывать было некогда.
    С того времени лейтенант приметил невысокого, но смышленого и ловкого парнишку. К концу года Бабейко стал ефрейтором и вошел в группу особо надежных бойцов, которых командир в первую очередь брал на боевые операции.
    Домой отцу Женя писал не про войну. Да и что о ней писать, если особых подвигов не совершал? Удивлялся, какой чудной и забитый народ афганцы. Пашет мужик поле сохой, прицепленной к лошади, а к сохе японский магнитофон привязан, восточные мелодии из динамика слышатся. А еще писал, что после службы обязательно поедет в Куйбышев, будет поступать в пищевой институт!
    Его котлеты, макароны по-флотски, вкусный свежеиспеченный хлеб шли на ура. Пообедав, взводный частенько заходил на кухню и одобрительно хлопал повара по плечу:
    – Ну, Женька, ты и печешь, как стреляешь: точно в цель! Котлеты сами в желудок прыгают. Так и объестся недолго!
    Тот жаркий июньский день ничего плохого не предвещал. Дежурство в столовой прошло спокойно. Уже затемно, сдав смену, Женя вернулся в палатку и, раздевшись, блаженно, до хруста в суставах вытянулся на кровати: эх, как придавлю часиков шесть – восемь, пока не разбудят! Но разбудили его в четыре утра топот сапог и командирские выкрики: взвод поднялся по тревоге. Женя вскочил как ошпаренный:
– Что случилось?
– «Духи» точку атаковали. Ребята подмоги просят, – ответил заглянувший в палатку взводный.
Бабейко тут же начал торопливо одеваться. Старший лейтенант остановил его:
– А ты куда намылился? Отдыхай пока!
– Я тоже поеду!
Командир секунду-другую пристально смотрел на него, потом кивнул:
– Пойдем!
    Мотогруппа на бронетранспортерах и грузовиках рванула через ворота в сторону гор, в рассветную мглу чужой земли. Женя цепко держал цевье автомата, напряженно всматриваясь в силуэты скал. Рев моторов заглушил все звуки, но воображение уже рисовало картину отчаянного боя. Страха не было – только желание успеть выручить ребят...
    Что-то черное и сильное, словно пушинку, швырнуло его вверх, пронзив огненными стрелами. Темнота оборвала боль раньше, чем успел ощутить ее и вскрикнуть. Очнулся Женя уже в госпитале. Два месяца врачи боролись за жизнь солдата, но слишком тяжелы оказались раны... За боевые заслуги ефрейтор Бабейко был награжден орденом Красной Звезды (посмертно).
    Цинковый гроб с его телом на родину сопровождал командир и один из сослуживцев. В те времена родителям не разрешали вскрывать запаянную металлическую коробку. С самого начала и до момента, когда на могильный холмик была брошена последняя лопата земли, рядом находились люди в штатском. На траурном митинге выступили директор школы, классный руководитель Жени и солдат из его взвода. Он вытер ладонью слезы с глаз, сжал кулаки и негромко сказал:
– Ну, Женька, мы за тебя отомстим!
    Стоявший рядом офицер в штатском торопливо дернул солдата за рукав: «Не болтай лишнего!»
    О той необъявленной войне не то что лишнего, а вообще ничего правдивого не говорили в советское время.
    Легко, конечно, быть пророком, наблюдая события со стороны, тем более когда все уже кончилось и все уже известно.
Женя Бабейко мечтал совершить воинский подвиг. И он его совершил. Ибо подвиг – это не обязательно отчаянный бросок на амбразуру пулеметного дзота. Почти два года отслужив в Афганистане, он был в числе самых надежных и храбрых солдат, с которыми легко идти в огонь и в воду. А это, поверьте, далеко не каждому по плечу.