Предместья Кандагара, укрытого с трех сторон скалистыми горами, начинаются обширными виноградниками и густыми зелеными садами граната, миндаля, абрикосов, айвы и яблонь. Но эта экзотическая красота представляла собой труднодоступную местность для советских войск. В любую минуту арыки и каналы перекрывались местными жителями и местность, на которой находились шурави моментально затапливалась и превращалась в сплошной заболоченный участок. Не успел вовремя покинуть этот район – считай, потерял инициативу, маневр, время, и операцию можно свертывать, а все усилия направить на эвакуацию техники и личного состава. На заболоченном грунте даже с помощью полиспастов почти невозможно вытащить танки и боевые машины. 
    Пару раз в такую передрягу попадал и Владимир Лукин, когда их батальон посылали на зачистку пригородов. В часть возвращались грязные, мокрые и злые. «Зато живые!» – находил приятное в этой ситуации кто-нибудь из остряков. Впрочем, такое тоже не всегда получалось: «духи» не стеснялись барахтаться в грязи, лишь бы подползти поближе и подстрелить кого-нибудь из шурави. 
    Зачистки самого Кандагара, куда постоянно из «зеленки» проникали отряды и группы моджахедов, не грозили солдатам грязевыми ваннами, зато бывали куда опаснее. В этом скопище глиняных дувалов, садов, узких, извилистых улочек только успевай головой вертеть да уши вострить, чтобы врасплох не застали. 
    Первый свой бой Лукин принял в горах, во время рейда по зачистке одного из кишлаков. Конечно, Владимир стрелял, и в него стреляли. Попадал или нет, так и не понял. Вокруг, заставляя пригибаться, свистели пули. Лишь после боя осознал, что раз свистят, значит мимо. «Свою» пулю не услышишь. 
    Вернувшись в бригаду, после отбоя Владимир долго не мог уснуть, все ворочался и вздыхал, вновь и вновь вспоминая эпизоды боя и пытаясь понять, как он выглядел со стороны. Заметили ли его страх? Пока спавший на соседней койке «годок» сонно и зло не пробурчал: «Эй, салага! А ну, отбой! Нечего тут антимонии разводить!» Владимир вдруг понял: для первого боя вел себя вполне прилично, и как-то сразу успокоившись, быстро заснул. А ночью приснился не бой, а родное село Никольское, все в буйной зелени садов, дом, отец с матерью. И так все было четко и ясно, что когда проснулся, долго лежал неподвижно, пытаясь понять, что же это было? Пока заунывный крик дневального «Рота, подъем!» не вернул его к суровой реальности. Только в глубине души осталось ощущение горечи и ожидание чего-то страшного. 
    ...Проводилась очередная зачистка одного из пригородов Кандагара. БТРы и БМП встали полукольцом вокруг дувалов, нацелив стволы пулеметов и пушек. Спешившись, мотострелки развернулись цепью и двинулись в заросли виноградников, преграждавшие подступы к кишлаку. Виноградники состояли из сплошных рядов двухметровых траншей, по стенам которых росла виноградная лоза. Эти поля пересекались каналами, арыками и глиняными заборами – получалась сплошная противотанковая зона. 
    Чертыхаясь и пыхтя, Лукин выбрался из очередной траншеи. Увидев перед собой полутораметровый дувал, остановился, покрутил головой и двинулся вправо. Внезапно навстречу из-за угла дувала выскочил чернобородый мужик в грязной чалме с автоматом наперевес. На миг их взгляды встретились. «Дух»!» – молнией пронзила мысль. И пока ее осознавал, пальцы уже давили на спусковой крючок АКМа. Между ними было метра два. Не больше. Автомат забился в руках, и Владимир отчетливо видел, как пули калибра 7,62 миллиметра вспарывали темную «жилетку» на груди духа. Страх давил на застывшего в оцепенении бойца, а палец продолжал давить на курок. «Дух», выпучив глаза и разинув рот в смертном крике, уже валился на землю, выронив автомат, а пули продолжали дырявить и рвать его тело. Затвор сухо щелкнул, и автомат смолк: в рожке кончились патроны... 
    Для Лукина это был первый убитый на афганской войне. Нет, не готовили в мирное время в Советской армии из наших солдат убийц. Да и на «гражданке» – тоже. В тогдашних фильмах о войне все выглядело героически и красиво. И для простого крестьянского парня Володи Лукина стрельба и взрывы на экране выглядели чем-то далеким и нереальным. Он рос обычным мальчишкой, как говорится, звезд с неба не хватал. В школе учился средненько. И когда окончил в 1976 году Пановскую восьмилетку, не стал ломать голову над своим будущим. Пошел работать в совхоз «Мещерский», куда переехали жить его родители. 
    Когда 13 мая 1980 года его призвали в армию, тоже не расстроился. Пока поезд вез его вместе с другими новобранцами куда-то на юго-восток, с интересом разглядывал проплывавшие за окном вагона незнакомые города и селения, леса и горы. Потом была «учебка» механиков-водителей БТР и БМП, а в октябре он уже находился в Кандагаре, в составе 70-й мотострелковой бригады. Хоть и числился в роте водителем БТР, но пешком пришлось походить изрядно, пока в ходе одной из операций душманы не ранили одного из водителей. Но это случилось уже после той зачистки, в которой он подстрелил первого своего «духа». 
    Целую неделю потом Владимир не мог ни есть, ни пить – так мутило, что все из пищевода наружу выталкивалось. Тело пробивала неприятная дрожь, а перед глазами – «жилетка» «духа», вспарываемая пулями, и его чернобородый рот, разинутый в немом крике... 
    Война – суровая школа. Хотя тебе по паспорту еще только девятнадцать, но когда рядом видишь смерть, а на своих висках замечаешь седые волосы, то начинаешь понимать, что ты уже не тот наивный пацан и взгляд у тебя не такой наивный, а зрачки – словно пистолетное дуло – темные и беспощадные... 
    Подразделения 70-й бригады постоянно были задействованы в боевой круговерти. Но особенно неприятными были рейды к Таринкоту – небольшому городку в горах, расположившемуся в 150 километрах севернее Кандагара. Там находился гарнизон «зеленых» – афганских правительственных войск, со всех сторон обложенный отрядами моджахедов. Два раза в год снаряжались колонны с боеприпасами и продовольствием и направлялись к Таринкоту. Их защита и сопровождение и вменялись в обязанность 70-й бригаде. В пути приходилось преодолевать два горных перевала и яростное сопротивление «духов». Эта «дорога крови» занимала пять-шесть дней. 
    В сентябре 1981 года батальон бригады, усиленный танками и артиллерией, прикрывая грузовую колонну, двинулся в очередной марш на Таринкот. На второй день преодолели первый перевал, огнем «вертушек» и залпом «градов» сбив с хребта отряд душманов. Передовая мотострелковая рота начала спуск вниз, в ущелье. Впереди двигался БТР, управляемый младшим сержантом Лукиным. Он через триплексы внимательно вглядывался в извилистую колею разбитой трассы, пытаясь заранее разглядеть или уловить признаки минирования. Старательно объезжал воронки и рытвины. Мышцы рук уже начинали ныть от напряжения, устав крутить «баранку». Машину раскачивало, словно катер на морских волнах. 
    От резкого удара снизу в корму БТРа бронированная машина содрогнулась. Подрыв! Тут же пули застучали по броне. Засада! Открылись люки, бойцы начали выскакивать наружу. Один из них увидел, как метрах в ста из-за камней поднялся «дух» с гранатометом на плече и истошно выкрикнул: «Аллах акбар!» Огненный росчерк с ревом пронзил воздух. Со страшным, лопающимся ударом, сотрясая многотонную махину, вломилась огненная головня, дунула жаром и взрывом. Опрокинула, оглушила, смешала воедино колющую сталь, пылающее тряпье, живую разрываемую плоть. Осколки брони ударили в Лукина, опрокинули его в черный мрак... 
    Истекающего кровью водителя бойцы вытащили из БТРа наружу и осторожно уложили на плащ-палатку возле колес, пряча от свистевших вокруг пуль. Но ранения оказались смертельными, Владимир так и не пришел в сознание... За мужество и отвагу младший сержант В. Лукин был посмертно награжден орденом Красной Звезды. Похоронен в селе Мещерском Сердобского района.