Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти: 

ЛОТИЕВ Владимир Георгиевич, майор, ком-р мотострелк, батальона,род. 30.10.1947 в станице Ново-Осетинская Моздокского р-на Сев.-Осет. АССР. Русский.
В Вооруж. Силах СССР с 1.8.66.
Окончил Ленинградское ВОКУ.
В Респ. Афганистан с мая 1983.
2.10.1983 колонна батальона, следовавшая из Кабула в пункт дислокации, у нас. пункта Сурпуль была обстреляна. Организовав отражение нападения пр-ка, Л. принял все меры по выводу людей и техники из зон обстрела.
Был дважды ранен, но продолжал руководить боем, пока не потерял сознание.
За мужество и отвагу, за умелое руководство подчиненными подразделениями нагр. орд. Красного Знамени (посмертно).
Похоронен на Северном кладбище в г. Выборг Ленингр, обл.

Вот эти данные были взяты из Ленинградской книги памяти: 


ЛОТИЕВ ВЛАДИМИР ГЕОРГИЕВИЧ
30.Х.47—2.Х.83

Родился в Ново-Осетинской станице Моздок­ского района Северо-Осетинской АССР. Русский.
Образование высшее. Член КПСС. Женат.
В Аф­ганистане — майор, командир мотострелкового батальона (в/ч 39676).
Родители: Лотиевы Георгий Петрович, Нина Григорьевна.
По окончании средней школы Владимир при­ехал в Ленинград.
1 августа 1966 года был призван в Вооружен­ные Силы СССР.
В 1966 году поступил в Высшее общевойсковое командное дважды Краснознаменное училище им. С . М . Кирова, которое и окончил в 1970 году.
Владимиру Георгиевичу предложили остаться здесь же преподавателем.
Затем работал в Школе прапорщиков Воен­ного округа в качестве командира-преподавателя, служил в Выборге командиром роты, команди­
ром батальона.
29 мая 1983-го Владимир Георгиевич убыл в Афганистан.
2 октября погиб, выполняя задание, выручая подразделение, попавшее в засаду.
Награжден орденом Красного Знамени.
Похоронен в Выборге на гражданском Северном кладбище рядом с умершим в 1979 году сыном.

«После Афганистана он мечтал посвятить себя охране окружающей среды, его всегда волновали проблемы экологии, — пишет вдова Светлана Петровна Лотиева. Была замечательная семья, был сынишка, был
муж у меня, у родителей — внук, сын, у брата — племянник и брат, а сейчас:... стоят два камня, холодом дыша... Так тяжело...».

Его батальон охранял дороги, по которым шли грузы для Афганистана и советских войск. Выручая подразделение, попавшее в засаду, Владимир Георгиевич погиб от пули снайпера.

«Нет сил рассказать, как я узнала о гибели мужа, о том, как мы хоронили его. Теперь отец и сын рядом. До сих пор не понимаю, как я выжила. Как часто не по­ нимаю: живу я сейчас или это не жизнь, а что-то другое.

Был у меня хороший муж, верный друг, светлый человек. С его уходом на земле осталось намного меньше радости и добро­ты. Пока жива буду помнить.




Познакомилась с ним, курсантом Высшего общевойскового командного училища, в Петродворце, у родственников. И он взял с меня слово, что через год приеду тоже поступать в институт. Когда приехала, меня встречал уже курсант-второкурсник — веселый, жиз­нерадостный, счастливый. Я волновалась, а Володя был абсолютно уверен в успехе: «Поступишь, я везучий!».

И действительно, Светлана успешно сда­ла вступительные, стала студенткой.
И сле­дующие три года были самыми счастливы­ми в их жизни.
Учился Володя легко, с интересом, в увольнение приезжал почти каждое воск­ресенье. Они ходили в музеи, театры, кино, ездили к родным в Зеленогорск, где их встречали всегда с теплом, а для Влади­мира и Светланы — радость общения в кру­гу друзей, родных. Жизнь казалась такой интересной и такой долгой, будущее — пре­красным.

«За 13 лет, до Афганистана, было много всего: успехи, неудачи и трудности, — вспо­минает Светлана Петровна. — На моих глазах мой любимый муж и друг превра­тился в зрелого, вдумчивого, ответственного за себя и за других, уверенного в своих силах комбата. И офицеры это чувствовали, почти всегда называли не по званию, а «товарищ комбат».
С ним нигде не было страшно, можно было отправиться в любую неизвестность и никогда нам вместе не было скучно.

Ландыши в лесу расцветали для него на две недели раньше, чем для всех, грибы он находил даже тогда, когда их еще не должно быть и там, где и казалось не могло быть. Название многих птиц, растений я впервые узнала от него. Птиц он узнавал по голосам. Отдыхать он любил с удочкой и летом, и зимой. Обследовал, наверное, все берега залива и всех озер вокруг Вы­борга.

Он был романтиком и лириком, поэтому особенный отклик в его душе находили поэ­зия и песни Высоцкого и Окуджавы.
У Володи прекрасные родители, сейчас они на заслуженном отдыхе, проживают в Ново-Осетинской станице. Когда у нас по­ явился сын, то Нина Григорьевна и Георгий Петрович оказывали нам огромную поддер­жку и помощь как материальную, так и моральную. Мы чувствовали себя защи­щенными этой любовью во всех сложностях устройства нашего семейного быта.
Если возникали конфликты, моя мама всегда защищала сторону Володи, а его мама всегда поддерживала меня. Небо ка­залось таким безоблачным. Не подозрева­ли, какая страшная беда нас ждала впе­реди, оттуда мы не ждали ее совсем.
Летом 78-го заболел наш мальчик, такой всегда здоровый. Долго врачи не могли установить диагноз — лимфогрануломатоз.
Полгода провела с ним в больницах Ле­нинграда, а потом сына не стало.
Свет померк, и если бы не Володя, не его воля, поддержка и забота, мне с моим горем не справиться. И тогда я поняла,что значит для меня муж — муж-опора, муж-защитник».

В первый год Афганской войны майор В. Г. Лотиев подал рапорт о назначении в ДРА. События в этой стране тогда не считали войной. Когда же пришел приказ о его назначении, много уже об этой войне за так называемую «Апрельскую револю­цию» было известно. Никаких не питал иллюзий, никакого энтузиазма не испыты­вал Владимир Георгиевич. Им руководило только чувство долга, присяга, честь офи­цера, не позволявшие искать повод для уверток и отговорок.

Они (Светлана Петровна и Владимир Ге­оргиевич) много говорили о том, что его, их ждет. Он думал о своей личной ответ­ственности за жизнь молодых солдат, не­ опытных и в жизни, и на войне.

Вспоминали споры и размышления мар­шала Г. К. Жукова, осуществлявшего ко­ординацию действий фронтов под Сталин­градом, по прорыву блокады Ленинграда,в битвах под Курском и за Днепр. Сколько гибло людей на войне от неверных действий командиров, по неграмотности.

«Муж очень переживал, что при обучении практически не получил знаний о ведении боевых действий в горах, а ведь Афгани­стан — страна гор».

От Владимира Георгиевича Светлана Петровна получила более 20 писем за 4,5 месяца, полных переживаний. В них — боль, страдание за судьбу солдат, его за­ ботило отсутствие взаимопонимания между командирами.


Несколько писем мужа С. П. Лотиева передала в Книгу. В них и конкретность, и местный колорит, и явный талант.

Все они адресованы жене:

«Светуля, здравствуй!
Твое письмо шло всего 5 дней, получил я его 15 июня—это по-божески. Все пока нормально, но «матами» уже обкладыва­ют — это здесь очень просто. Большая за­мена — в конце, все про все забывают, гу­дят. Я сменил такого, которого отстраняли от всякого рода заданий, все были предо­ставлены сами себе — везде провалы, за месяц не навести порядок, то, что губилось
годами.
Ты правильно говоришь: тут война без линий фронта — великая беспечность, все герои, победители, сильнее всех. Занятия организуются с большим трудом. Никто не хочет бороться за свою жизнь— 10 кг на­дежного металла — каски и бронежилетадля сохранения жизни — считают много, не носят. Я ответственен за жизнь многих, за нее спросят меня.
Идет обстрел — ни один не поклонится матушке-земле. Спрашиваешь его, а в от­вет: «Ну, не попали ведь».
Вот психология юнцов-героев.
Нет здесь истинных стариков времен ВОВ — опыт не передается.

Молодец ты у меня: зачитал из твоего письма своим младшим командирам вы­держки, постыдил за их беспечность, ска­зал, что учиться надо и т. д. Пожелал им всем таких жен, как ты. Сказал: если кто увидит меня пьяным, то весь личный состав должен в этот день быть таким же. Так что не беспокойся: пьют не герои и далеко не герои, психологию таких ты должна знать, от смерти выпивкой не закроешься, а только приблизишь ее. Спасибо за советы, моя хорошая, учту. Крепко целую. Твой Владимир. 17.6.83 г.».

«Отвечаю на твои два письма с опозда­нием на 3 дня — нет свободного времени,да и контакта нет с новым начальством,нет настроения и не хочется ничего делать хорошего. В общем, отбивают охоту рабо­тать, но это не страшно — в обиду себя не дам. Все куда-то бегут, все прикрывают свое голое место чужими судьбами, все здесь боятся правды, вместо принятия мер — только угрозы. Неприятно, когда по традиции склоняют, хотя должен признать: солдаты здесь ни при чем.
«Заматовали» их, отвыкли они от человеческого обраще­ния, борюсь с этим злом, и есть уже ма­ленькие результаты — командиры начина­ют хвалиться. Со многими беседовал, по­нимаю их, много обозленных, и как тут с ними идти в бой — на спине глаз нет.
Не знаю, что будет и как будет дальше, но за 20 дней, пока в должности, нервы на пре­деле. В комнате живу один: кровать, стол, вешалка и кругом облезлые обои, хожу в х/б, панама, ботинки. Не привередлив, со­здавать условия надо самому, но не лежит душа.
Дней десять писать не буду, так что перерыв может быть большой.
Будет все нормально — значит напишу.
Отнесли меня в ранг «нетребовательно­го», потому что не ору и не бью...
Пишу через день — сегодня 23.06 — по­сле операции подам рапорт о переводе в другое место, а пока готовлюсь. За меня не волнуйся, думаю, все будет нормально.
Никому еще не писал. Всем привет. Крепко тебя обнимаю, жди меня, и я вернусь... Твой Владимир. 23.VI.83 г.».

«Получил твое письмо, вернее сразу два, и от родителей тоже, но ответить сразу не мог, так как были на операции. Почту в район нам доставляли, но условий и вре­ мени на ответ не было. У меня все нор­мально — получил боевое крещение — гла­за сузились до нормальных: ругался матом, складывал предложения, подчиненные по­нимали, начальство сказало (когда я им сказал, что я не привык и не умею ругать­ся): за 2 года научишься! Не знаю, на­сколько правильно, но задачу подразделе­ние выполнило, и потерь у меня... нет. Всего не рассказать, это очень трудные дни — все реально, повторить, если что не так, нельзя, как это у нас в Союзе. Подчиненные действовали хорошо, взяли в горах склад с оружием, боеприпасами, медикаментами, самое главное, документы банды Гульбуддина. Это и мой противник. Банда ушла, предупредили ее — я точно выяснил, когда перевели все документы — официальное из­вещение. Работы по этим документам будет много — денежные ведомости, где только 5—6 подписей, а остальные оттиски указа­тельного пальца, весь руководящий состав и много другого об этой банде. Базу его, продовольственные склады уничтожили полностью. Снабжение идет банде со всего мира: мины — итальянские, минометы — американские, медикаменты — китайские, японские, ФРГ, обслуживающий персо­нал — английский, и кого только здесь нет!

Дороги минируют, маршруты отхода тоже.
Плохо мы работаем по выявлению мин, часты подрывы. У меня было несколько — итальянских — у них корпус пластмассо­вый (миноискатель не берет), хорошо без жертв. Машины наши хороши, держат взрыв хорошо, улетают колеса, пехота ис­пугана. Бояться приходится фугасов, это очень плохо, как правило. Поэтому в дви­жении — все на броне, люки раскрыты. Этоуменьшает вероятность поражения от ми­ны. Я не пугаю, рассказываю, как дейст­вуют бандиты.
Мы, конечно, сильнее, но действуют они всегда неожиданно, в короткое время об­стреляют, затем уходят, а нам на технике туда не пройти. Я здесь не один, опыт передается, только не допустить паники.
Сегодня закончим. Подвели итоги, но уже без меня. Пишу из Кабула, переучивают — буду командовать горным подразделением.
Это значит, горы и только горы — операции все мои, а гор-то я и не знаю. Пиши чаще, мне, правда, иногда, а точнее часто, неког­да, у нас нет выходных, весь день в заботах и проблемах. После этого письма опять будет перерыв, потом напишу. Написал до­мой на Кавказ — меньше друг другу пи­шите о том, что кругом говорят об обста­новке в ДРА. Я личный свидетель — верьте мне, много говорят неправды.
Всем привет, твой Владимир. 3.7.83 г.».

«Немного появилось свободного времени, решил всем ответить. Пока все нормально, стал спать без кошмаров, появилась уве­ренность в своих силах, начали говорить со мной спокойным тоном, иногда ругают, но это во мне уже не задерживается: знаю, что мне надо, и делаю свое дело. Получил ответ с Кавказа: благодарят тебя за по­сылку, а с отпуском... осталось всего 10 ме­ сяцев до встречи на родной земле. За ра­ботой забываешь обо всем — время бежит быстро — крутишься, выкручиваешься, од­ним словом, приспосабливаюсь... Знаю, моя хорошая, как тебе там одной плохо, да и я тебя еще огорчаю: терпи, встречи будут дороже. Много земляков с Кавказа, коман­дир соседнего батальона родом из Орджо­никидзе. Командир взвода у меня осетин — отправил его в отпуск, передал своим при­вет, заедет обязательно к родителям. В ос-новном жизнь и быт налажены, но похудел так кг на 16 не потому, что есть нечего, а просто не хочется есть сухую кашу с на­доевшей тушенкой, опротивела просто, хо­телось бы свежих овощей, но их где-то пе­рехватывают. Доппаек дают — сгущенку, сахар, икру кабачковую, сколько хочешь рыбных консервов, иногда перекусишь, ес­ли не успеешь в столовой, а так консервов горы и никто на них не зарится. Лучший деликатес — чеснок, первая заявка для от­пускника — дышим друг на друга и не про­тивно.
Я тебе уже написал: начинаем водить колонны на Кабул и обратно, месяц будет сложным, элементов неудач и удач много, точнее, равное количество, хотелось бы больше удач и везения. Дорога длинная, опасная, много нужно предусмотреть. Все лезут из БТР наверх, на воздух, не знаешь, где лучше: внутри опасно от мин, навер­ху — от стрелкового оружия. Вот и при­спосабливаешься, кому как безопасней, да еще жара — сбрасывают бронежилеты, да и каска на голове — не подарок. Я пред­почитаю быть на броне, нужно все видеть и «обрабатывать» опасные места. Думаю, должно быть все хорошо. Вот пока и все о моем положении и наших задачах на ближайшее время. Спасибо за поддержку.
Пиши. Твой Владимир. 29.7.83 г.».

«Стало на душе спокойней от твоего пись­ма — раз получаешь, значит, со всех сторон нормально. У меня, можно теперь уже уве­ренно сказать, все нормально, иногда еще ругаются, но без злобы и унижения... Я не «сачок», работу знаю, правда, срок неболь­шой для больших перемен. Не у меня одного были осложнения с командиром, методику его работы многие из нас увидели сразу — ошеломить, разделить на одиночки, стра­вить управление с командиром (это уже удалось). Так, конечно, долго не может про­должаться, эта методика порочна.
У всех опускаются руки, требовательность нуж­на — мы понимаем, но унижать человече­ское достоинство — права не дано никому.
Больше об этом не хочется писать. Да, за последние годы мозги мои освободились (лишились) хороших качеств — быстро со­ображать, думать, предугадывать. Теперь тяжело восстанавливать эту функцию го­ловы. Ты права, нужно найти свою вину, ошибки и вырабатывать ответные реакции.
И чем быстрее, тем лучше. Почему загубились такие хорошие качества, как пред­приимчивость, любознательность и другие?
Многое мне интересно, но времени из-за нашей службы на расширение кругозора нет. 15.8.83 г.»

«Когда придет это письмо, исполнится три месяца моего пребывания в составе ограниченного контингента войск в ДРА.
Если честно, то время пролетело быстро,хотя, когда смотришь вперед, то как долго ждать встречи с тобой. Почти каждый день видишь счастливые лица уезжающих в Со­юз, с каким удовольствием дают себя вы­купать в нашем бассейне маленьком, на четыре кубометра. Заведена такая тради­ ция: всех отъезжающих в любое время года купать в обмундировании без предупреж­ дения, за руки, за ноги и туда — все до­вольны.
Посылаю солдатские изречения: «Ар­мия — это школа, в которой как ни учись, на второй год все равно оставят». Солдаты в большинстве так и делают: первый год служат — потом заставляют за себя все делать молодежь. Для нас самая трудная борьба, это борьба против неуставных от­ношений.
Хочу тебя попросить присылать мне ма­териалы на интересующие нас темы, я тоже буду учиться. Итак, за работу, будем ра­ботать вместе.
У меня прошла пора акклиматизации, пока все нормально, держусь. Сейчас у нас идет строевым шагом гепатит — уже многих уложил — сейчас из замов нет ни­кого, все болеют, остался один замначаль­ника штаба, вдвоем и рулим. Надеемся продержаться, регулярно употребляя чес­
нок, может быть поможет. По идее пита­лись из одной чашки, пили из одной банки, правда, скрытый период за 40 дней. Убе­речься практически невозможно — надеж­да на организм, на его защитную функ­цию. Насморк здесь хватают просто, ан­гиной болеют, как и у нас в Ленобласти, часто. Есть и другие очень плохие болезни, о которых тут не вспоминают. Завтра
опять ранний подъем. Твой Владимир. 17.08.83 г.».

«Сегодня 22-го, вечер, пришли с сопро­ вождения, в ушах звенит, все нормально.Бронежилет всегда на мне, примером слу­жу образцовым, никогда не снимаю, трусом себя не считаю — не геройство получить дурную пулю. До солдат истину довожу, так что не беспокойся, мне жизнь не в тягость, нам еще много нужно. Очень хо­телось бы просто в лес, просто подышать,соскучился по нашей природе... Будешь на кладбище, Диме от меня поклонись, а ска­зать, что Светуля, не знаю... я понимаю, помню, ну, а если чего со мной, то инст­рукций не даю, считаю, что рано. Твой Владимир. 22.8.83 г.»

«Получил сразу 3 письма, но ответить не представлялось возможным в течение почти недели. Вина моя и обстоятельст­ва складываются явно так, что нет сил бороться против несправедливости. За то время, как прибыл новый командир, никто в свой адрес не слышал доброго слова, а я за все время службы не полу­чил столько упреков, сколько их нако­пилось за месяц.
Батальон рвут на части — стройка, на­ряды, сопровождения, команды строитель­ные, командировки — не батальон, а рас­топыренные пальцы, нет и не будет воз­можности, наверное, в ближайшее время собрать все в кулак. Все это видят, знают, что необходимо собрать, организовать за­нятия, я об этом говорю и требую, но спрос только с меня. Пытаюсь сдерживаться, не обращать внимания не получается, не могу себя заставить относиться ко всему спо­койно.
...Обстановка здесь не «союзная», мерки другие: за все в ответе старший командир.
Их меняют очень часто и, чтобы удержать­ся, просто необходимо топтать нижестоя­щих ногами, проявляя так называемую тре­бовательность, ничуть не заботясь о мо­ральной стороне. Понимаю, но не могу так — это же люди! Ну, вот «нажаловался» и, оказывается, не все так плохо.
Осталось немного. Труднее было начинать, прошло уже почти 2 месяца, кое-чему научился и на всю жизнь. Береги себя, у нас с тобой еще много нужных дел. Газни. 2.9.83 г.».

«Прибыли с сопровождения. Все живы, здоровы. Сегодня интуиция сработала: не пошел по маршруту, пока не выбил сапе­ров. Отъехали километров пять, поймали саперы небольшой сюрприз — осталась БМР (боевая машина разминирования) без катка и обуви, успели за ночь «духи» по­ставить мину. Обошлось, никто не постра­дал. «Случилось» это (не случай, а запла­нированная акция. Вчера в Газни отме­чался праздник — День независимости пуштунов) недалеко от крепости, стоящей в полукилометре от дороги. Вижу, наблю­дают за результатами своей «работы» — злость взяла, дал очередь поверх, вмиг по­прятались — запрещено, а они наглеют,под носом ставят. С подрывами уживаемся,технику восстанавливаем быстро. Так, что здесь, Светуля, пока все нормально, не счи­тай эти слова пренебрежением к осторож­ности, я все помню.
Сопровождение продлится долго, пока все роты не пройдут до месяца по этому маршруту, как раз до Нового года, а там — все сначала. Узкая специализация горного батальона. Постригся под «нулевку», усов тоже не ношу, волосы мешают, да и после дороги их не расчесать, все превращены на голове в комок. Ну, это ты уже видела на фото...
Сегодня 2-е сентября, но здесь солнце палит нещадно, жара будет до октября — зима, говорят, суровая и бывают морозы до —30°. Уже готовимся к ним, ремонтируем модуль, кочегарку, утепляемся. Кормят от­вратительно, ажио тошнит. Солдаты иногда угощают своей стряпней, то оладий напе­кут, то вареников из ворованной картошки или яблок или одной картошки с тушенкой наделают — вот немного в желудке и есть.
Пронырливые у меня связисты, не пропа­дем. 2.09.83 г.».

«Все нормально пока, иногда, правда, еще перепадает, но не ошибается тот, кто ничего не делает. А я, по крайней мере, стараюсь что-то делать. Представление уш­ло из полка 20, т. е. сегодня, командир подписал — дали почитать: ни одного слова худого, даже удивился про себя, ведь хо­дили в «штыковку». Так меняются взгляды на человека — хорошо, когда требователь­ность и справедливость рядом. Завтра дол­жны были идти на сопровождение, но после того, как я отдал все указания на подго-товку и начал выгонять технику, дали ко­манду «отставить». Так и служим: стой там, иди сюда!.. Мыслей почти никаких — в голове пусто, сегодня хандрю, завтра бу­дет лучше, потом и напишу, но это пусть идет — я, правда, устал, не могу дать себе отдыха, все время занят. Всего тебе добро­го, моя хорошая. Привет не шлю. До встре­чи в письме... Целую, твой Владимир. 21.9.83 г.».

2 октября 1983 года колонна батальона,следовавшая из Кабула в пункт дислока­ции, у населенного пункта Сурпуль была обстреляна. Организовав отражение напа­дения противника, майор Лотиев В. Г. при­нял все меры по выводу людей и техники из зон обстрела. Был дважды ранен, но продолжал руководить боем, пока не поте­рял сознание.

«Я знаю, мой муж, Владимир Георгие­вич, — пишет Светлана Петровна, — был очень честным офицером в главной сути своей, любивший работу до самозабвения.
Он был очень хорошим человеком и заслу­живает, действительно, самых добрых слов и светлых воспоминаний. Я никогда не ду­мала, что мне будет трудно рассказать о Володе, я его знала лучше всех. Хочу, чтобы вы меня поняли, сказали добрые слова о нем, обо всех загубленных молодых людях,
их близких, обо всех нас — обездоленных, потерявших всякую надежду на счастье, лишенных смысла существования, порою обозленных. Ведь за всем этим люди, судь­бы. И если «мертвые сраму не имут», то о живых этого не скажешь. Но вот, что я думаю, если мы не напишем все по правде,
как было ТАМ, то имеем ли мы право на полуправду, на умолчание — нет. Добра всем!

С. Лотиева,
август 1993 года».