Вот эти данные и фото были взяты из Всесоюзной книги памяти: 

ГЛАДКОВ Федор Борисович, капитан 3 ранга, пом. начальника направления, род. 03.07.1947г. в г. Москва. Русский.
В Вооруж. Силах СССР с 01.08.1966г.
После Ленинградского нахимовского училища окончил Ленинградское ВВМИУ.
В Респ. Афганистан с апреля 1980г.
Вертолет, в котором он находился, 10.10.1981г. был подбит и совершил вынужденную посадку в районе, контролируемом противником.
В бою Гладков был смертельно ранен.
За мужество и отвагу нагр. орд. Красной Звезды и Красного Знамени (посмертно).
Похоронен в Москве.

Вот эти данные и фото были взяты с адреса   http://afg-hist.ucoz.ru/photo/afgancy/russkij_soldat/105-0-1579

от автора страинцы памяти - как указано ниже в уточнениях,в том вертолете погибли:
к-н В.А.Мокрецов и летчик-штурман л-т Касым Давлеталин
нач. тэч звена ст. л-т В.Н.Ситало получил ожоги, от которых скончался на следующий день. Погиб также к-н третьего ранга Ф.Гладков




На фото, сделанном в Бамианской долине, в группе на фоне скальной стены с нишей Малого Будды - первый слева кап. 3-го ранга Ф. Б. Гладков, [700 x 452 пикс., 65 Кб].




* Авиация в локальных конфликтах, Потери-1981: «10 октября 1981 г. боевая потеря вертолета Ми-8МТ 262-й Овэ (Баграм). Вертолеты В. Мокрецова и В. Степанова рано утром перелетели в лагерь десантного батальона - предстояло перебросить группу в район боевой операции. Вскоре после взлета, в узком месте высокогорной долины у н.п. Кулли-Топчи по вертолетам открыл огонь замаскированный ДШК. Борт ведущего получил попадание по двигателям и стал терять высоту. Оценив ситуацию, командир сказал "Вот здесь нам будет каюк..." В результате удара о валуны кабину экипажа практически снесло, к-н В.А.Мокрецов и летчик-штурман л-т Касым Давлеталин погибли сразу. Борттехник Петр Боровков уцелел и сумел выбраться из завалившегося на бок вертолета, а находившийся на борту нач. тэч звена ст. л-т В.Н.Ситало получил ожоги, от которых скончался на следующий день. Погиб также к-н третьего ранга Ф.Гладков. Ведомый залпом НУРСа накрыл позицию ДШК, но сесть в каменистом районе не представлялось возможным. Группа ПСС прибыла только через 4 часа по земле под прикрытием десантников».



А. Б. Гладков пишет в одном из примечаний, размещённых в Рунете: «Фёдор был прикомандирован к 345 полку от ГРУ. Он совершил 58 или 59 боевых вылетов, хотя ему не было обязательно участвовать в каждом, но он стремился максимально (со слов его близких сослуживцев) участвовать во всех вылетах и даже поставил цель для себя - совершить 60 вылетов. Для меня правда, или подробности его гибели известны детально, т.к 345 полк собирается ежегодно в мае и я успел переговорить со многими людьми, которые, находились с Фёдором рядом, когда он погиб.

 Фёдор после "желтухи", мог легко и не возвращаться в Афган, но не тот был человек, он говорил о том, что о нем могут подумать друзья оставшиеся в Афгане, если он не вернётся назад после отпуска по болезни.

 Надпись [на плите - baktria] сделал наш отец Борис Фёдорович. В то время, в 1981, писать, что кто-то героически погиб в Афганистане, когда мы и войну то не объявили официально, было бы неправильно воспринято и властями и "общественным мнением". На мой взгляд, на тот момент, такая надпись соответствовала времени, плюс не надо забывать, что Фёдор в ГРУ служил, а мой отец, как капитан 1 ранга, сотрудник ГРУ в в отставке, никогда лишней информации старался не распространять, это был его принцип.

 Отец хотел, сперва, урну Фёдора захоронить на Новодевичьем, где лежит Фёдор Васильевич Гладков, наш, с Фёдором дед (его, Фёдора, и назвали в честь деда), и, даже, написал письмо высшему руководству страны с этой просьбой, но получил отказ. Мотивировка была: "На Новодевичьем кладбище разрешено дозахоронение только жены к мужу или мужа к жене". Сейчас всё поменялось и, я, урну отца, захоронил на Новодевичьем, к деду в 1991 году. Может быть, вы мне перешлёте, если возможно, некоторые фото Фёдора? У меня их не так много, большая часть у Лены, жены Фёдора, а я вам что-нибудь пошлю, хотя, качество, конечно, не ахти!», (форум ДесантураРу, пользователь Zimagor, 13. 10. 2008 оставил 4 поста на странице памяти, заведённой Дм. Резниковым).

 Справка подготовлена по материалам сайтов www.vgd.ru (генеалогич. очерк написанный А. Б. Гладковым), www.nvmu.ru, www.desantura.ru.

Вот эти данные и фото были взяты с адреса  http://flot.com/blog/historyofNVMU/gladkov-fyodor-borisovich.php




Верстаков Виктор Глебович. Из повести «Афганский дневник». М: Воениздат, 1991.

« ...Уже долгие месяцы белеют в горах и долинах Афганистана палаточные городки советских подразделений, выполняющих за Гиндукушем интернациональный долг. Люди в палатках меняются: офицеры уезжают к новым местам службы, поступают в военные академии, солдаты и сержанты, как положено, раз в полгода увольняются в запас; не со всеми старыми друзьями теперь встретишься... А лагерные палатки стоят, как стояли: разве что выгорел и еще больше побелел брезент. Впрочем, внутри палаток уже не нары, а койки, временные печки до виртуозности упростились (простота — сестра совершенства), походные неудобства сменились посильным комфортом лагерной жизни.
А все же как хочется домой! Как притягивает душу Родина! И распоряжается заместитель командира одного из подразделений, уступая “просьбам трудящихся”, наречь походный магазинчик Военторга ласковым словом “Россия”; в другом гарнизоне на фанерном заднике ангара рисуется огромное панно: березы, речка, тропинка. Рассказывают, что некий ефрейтор сфотографировался под этими березами, послал карточку домой, невесте, и та в ответе удивилась тому, что Афганистан похож на их родную Орловщину.
В лагерях любят петь веселые, а то и шутливые песни, но все чаще на вечерних прогулках с чувством поют и другое:
Дорога ты для солдата,
Родная русская земля!
... В половине шестого вечера еще заглядывало из-за отрогов в долину кроваво-красное солнце, в шесть на небе осталась только луна — огромная, яркая, словно бы отлитая из серебра. Горы, грунтовая аэродромная полоса, само небо в лунном свете стали пепельно-серыми. Подул ветер, затрепетали мелкой листвой тополя за аэродромом. Чуть раньше с кашлем заработал движок, порозовел от электрического света брезент лагерных палаток.
С лунными сумерками лагерь оживился. Задребезжали на скамейках гитары, вышли на линейку патрульные, заторопились с ужином повара.
В батальоне ожидалось событие: днем, на приеме у губернатора вийялата (провинции), устроенном в честь мусульманского праздника, Федор Борисович Гладков на смеси английского и пушту договорился с губернатором о взаимообмене фильмами. Афганцам дали документально-видовые о Самарканде и Бухаре, а в батальон привезли коробки с “Седьмой пулей” — советским фильмом, подаренным кинопрокату Афганистана. В лагере его до этого видели лишь дважды, так что надоесть он не успел.
Зрители вынесли из палаток и расставили сколоченные из ящиков табуреты-чурбачки, сели потеснее, чтобы не продувал рвущийся из ущелья ветер, закурили. На улице было довольно светло, киномеханик без всякого фонарика вправил ленту, аппарат застрекотал, луч высветил сшитый из простыней экран, а заодно и уносимые ветром дымы сигарет. Курево кончалось, и поэтому как-то сама собой определилась норма; сделал три затяжки - передай сигарету товарищу. На экране сразу начали стрелять, без ненужной волокиты проявилась и любовная линия: восточная девушка полюбила красного командира, а не басмача. Одним словом, все увлекательно и злободневно.
Исполняющий обязанности комбата капитан Николай Демидов, худощавый, немногословный, негромкий, на фильм опоздал, замполит капитан Сергей
Музычин, придвинув к нему сколоченную из трех досок скамеечку, спросил буднично:
- Дополнительные ставил?
Последнюю неделю лагерь пытались обстреливать с гор, особенно из пещер в километре-двух левее взлетно-посадочной полосы. Вот и сходил Демидов в охранения, приказал наблюдать повнимательнее. К финальной части прибежал запыхавшийся Маджид Абдурасулов — переводчик Гладкова, весь день пропадавший в соседнем афганском батальоне. После фильма и ужина поехали с Музычиным проверять охранения. Ехать было недалеко, но долго: лагерь кинут в неглубокий котлован вокруг двух холмов. Без малого два года назад в такой же ночной час я наведывался в охранение, которым командовал замполит роты старший лейтенант Музычин. Теперь вот замполит батальона капитан Музычин сам проверяет охрану и оборону лагеря.
Фары уазика не включаем: во-первых, лишний свет здесь ни к чему, во-вторых, неплохо “работает” луна, а в-третьих, водитель знает вокруг лагеря каждую ямку. Все-таки поневоле едем медленно, объезжая валуны, мелкие окопы стрельбища, горки пустых снарядных гильз. Водитель остановил машину у очередного поста. Пошли по ходу сообщения, втиснулись в блиндажик, откуда сквозь обложенную камнями амбразуру вели наблюдение двое солдат. В сон, по их же словам, не тянуло, а вот покурить бы не прочь... Что может в такой ситуации замполит? Может объяснить, что завтра прилетят с базы вертолеты, и еще, пожалуй, может отдать последние свои сигареты. Музычин так и поступил, мы выбрались из блиндажика и поехали дальше.
Пепельно, безжизненно высятся горы с оспинами пещер, чернеет рощица над близким оврагом, блестят разломами камни, сложенные на обочине взлетно-посадочной полосы, приподняла спаренные стволы зенитная установка на центральной высотке лагеря...
Через час возвращаемся в штабную палатку. На круглой печке рядом с торчащей трубой силится сбросить крышку кипящий чайник. В плетеном самодельном кресле сидит зубной врач Вера Ивановна — она вчера прилетела попутным вертолетом, успела осмотреть личный состав и сейчас жалуется своему “братику”, как шутливо называет еще с давних пор Сергея Музычина:
- Пятерым солдатам зубы лечить надо, а они говорят: “Отсюда не полетим, здесь - пожалуйста”. Ну как я могу здесь? Ни инструмента, ни кресла...
- Клещи прикажу выдать, а кресло забирай, на котором сидишь.
- Братик, я серьезно. Прикажи им...
Гладков - он вообще-то живет по соседству, сейчас просто зашел на огонек - безмолвно смотрит на лист фольги, по которому бегают багровые змейки - отблески огня из круглой железной печки. Это изобретение жизнелюба Музычина: повесил фольгу напротив печной дверцы, говорит, что получился камин. Никакого, конечно, камина, а все равно интересно. Демидов сидит на кровати, положил на колени фанерку, пишет письмо жене. Эпистолярное вдохновение его посещает не часто, и друзья поглядывают на Демидова с удивлением.
- Да я и сам удивляюсь, никогда со мной такого не бывало: пятую страницу добиваю, - заметив особое к себе внимание, говорит Николай.
- Меня супруга растрогала, послушайте, как жалуется на дочку, она в первый класс пошла: “После продленки воротничок на одной нитке болтается, куртку за рукав по земле тащит, в портфеле ни карандашей, ни ручек”.
Зампотех батальона - кудрявый, с выдвинутыми вперед мощными плечами, такой же молодой, если не сказать юный, как Музычин и Демидов, - капитан Владимир Маковей читает газету.
- Нет, я таких подписей под фотографиями не понимаю: “молодой механизатор”. Во-первых, он не молодой, а старый, у меня дед моложе выглядит. Во-вторых, это вообще не механизатор, а жертва озимого поля... Зря смеетесь, товарищи, я знаю, что говорю: сам на целине родился. Отец там тридцать два года отработал, вместе с дедом первый урожай убирали!.. А вот нормально: на ЧТЗ реконструкция, так держать.
- Володя, может, ты и в Челябинске тоже родился? - заулыбалась Вера Ивановна.
- В Челябинске я, товарищ доктор, делал первый шаг к академии: учился в политехническом институте,
- А с академией у тебя, зампотех, какие дела? —позевывая, спросил Музычин.
- Дела такие, что я нынче интеграл от дифференциала не отличу, но голова на плечах есть, лишь бы приказ был и на экзамены отпустили, поступлю.
Вот просвистит зима— сразу в очередной отпуск. Борисычу хорошо: через пару месяцев гоголем будет по Арбату гулять.
Гладков не ответил на иронию. Не простившись, ушел. Маковей удивленно пожал плечами:
— Борода сегодня смурной что-то. А я только-только хотел его повеселить, рассказать, какое в прошлом отпуске со мной в Москве происшествие приключилось. Путевку мне на отпуск дали, семейную. На юг не просил — хватит с меня и здесь юга, поехали к столице поближе, в дом отдыха “Подмосковье”. А в самой Москве я ни разу по-настоящему не бывал, только проездом. Сели с женой в электричку, Красную площадь легко разыскали. Потом куда-то по центру пошли, не знаю даже, как улица называется. Идем себе, никого не трогаем, и вдруг сзади ба-бах! —выстрел. Я все по науке: сгруппировался, отпрыгнул, по стене размазался. Жена хватает за руку, тянет: “Никакой больше Москвы! Едем обратно, за грибами пойдем, в лес, тебе отдыхать надо!” Я головой киваю, но спрашиваю: “Откуда стреляли? Не видела, кто?” — “Да никто не стрелял, это дверь в телефонной будке хлопнула!” Оглядываюсь— правда, будка стоит. Отдышался, взяли такси — и к вокзалу...
Федор Борисович вернулся минут через пять, принес Демидову сверток — брал накануне взаймы кроссовки, когда с афганцами в волейбол играли.
— Зачем, Борисыч? Завтра бы и отдал. Нет, вижу, что надо мне утром с тобой лететь, рацию помощнее возьму — лады?
— Ты за комбата— тебе и решать, — уходя, буркнул Гладков.
Ушла и Вера Ивановна, взяв с “братика” и Демидова обещание отправить бойцов на лечение ровно через неделю. Легли, потушили свет. Печка в тишине загудела словно бы громче; быстрее и тревожнее заплясали красные блики по фольге. Музычин ощупью взял с кресла фонарик, осветил фотографию своего двухмесячного ребенка:
— Вернусь — дитё на колени, жену под плечико. Буду сидеть и ни о чем не думать, наслаждаться семейным счастьем. Видимо, это было продолжением какого-то неведомого мне неоконченного разговора, потому что Маковей неожиданно взорвался:
— Нет, Сергей, нам теперь чувство справедливости жить спокойно не даст! Зачем мы здесь? Ради твоего спокойствия? Я после Афганистана за всех отвечаю. Понял?
Музычин выдержал долгую паузу, ответил буднично:
— А вот со мной в отпуске был случай. Иду по родному городу, совершенно, понимаешь, спокойный. А тут на автобусной остановке двое типов к девчушке пристают, руки уже выламывают. Ну, я подошел, коротко так с этими двумя побеседовал. Девочку в автобус посадил, отправил. Правильно я поступил?
—Неправильно, — попытался сгладить ситуацию Демидов. — Если девушка ничего себе, надо бы познакомиться, домой проводить.
— Я тоже думаю, что неправильно, — серьезно подытожил Музычин. — Кулаками серьезных проблем не решишь...
— Ты все-таки хорошо с этими типами поговорил? —задумчиво спросил Маковей.
— Умеренно, без больницы.
— Это все потому, что ты зарядку перед отпуском не делал, я помню. Завтра в шесть утра подниму, тренировать буду.
Но в шестом часу нас разбудил не Маковей, а гул вертолетных двигателей. Пока оделись, добежали до полосы, лопасти двух Ми-8 уже остановились, экипажи вышли перекурить. Мне тоже разрешили лететь, торопливо записываю в блокнот фамилии первого экипажа: командир — капитан Виктор Мокрецов, летчик-штурман — лейтенант Касым Давлеталин, борттехник— старший лейтенант Петр Боровков. Сверили по картам маршрут, поднялись по откидной лесенке в машину. Уже запустили движки, когда Гладков, спросив что-то у Демидова, прокричал в мою сторону:
— Пересядь во второй, не будем скучиваться!
Фамилии членов экипажа ведомого вертолета записывал уже в полете. Едва успел это сделать — километрах в пятнадцати от лагеря, над сужением долины, вертолеты круто изменили курс, пошли было вверх, но долина и без того высокогорная, движки не тянули, ведущая машина резко скользнула вниз, потерялась из виду. Через несколько секунд прервалась связь. (Командир нашего вертолета капитан Василий Степанов позже сказал, что последней фразой в захрипевшем эфире была “Пытаюсь сесть”, но ни летчик-штурман Владимир Чередник, ни борттехник Виктор Томилов ее не слышали. Пока было ясно одно: ведущего мы потеряли.)
На третьем круге от увиденного внизу сжалось болью сердце: пятнисто-зеленая, краснозвездная тушка родного вертолета лежала на правом боку в глубоком, кривом и узком ущелье, сплошь усыпанном огромными валунами. Сесть рядом было невозможно...
Больше часа, пока не замигала “тревожная” лампочка топлива, а главное, пока не пристроилась в хвост пара свежих, вызванных с базы вертолетов, водил над ущельем свою машину капитан Степанов, затем повернул к лагерю. Сели с трудом: повреждены лопасти и стойка правого колеса, В салон с разбегу загрузились десантники, десять человек.
Старший десятки Сергей Музычин отчаянно кричит, превозмогая рев двигателей:
— Они живы? Живы или нет?!
Вертолет снова взлетает. Да, в ущелье сесть невозможно, а над ущельем крутые холмы, но надо выбросить группу Музычина ближе, как можно ближе к упавшему вертолету. Командир ведет машину прямо на склон ближайшего холма, резко гасит скорость. Это не посадка, это удар, падение, оправданный лишь трагизмом ситуации риск. Вертолет катится по склону вниз, все ближе к земле опускаются лопасти. Борттехник Виктор Томилов выбрасывается из двери, хватает огромный валун, успевает подсунуть его под колесо. Вертолет накреняется, разворачивается, останавливается. Лопасти вспарывают воздух в двадцати сантиметрах от грунта. Музычин выпрыгивает первым, за ним —радист, за радистом— Маджид Абдурасулов.
На последних литрах топлива вертолет Степанова снова возвращается в лагерь. Здесь, на холме, у палаток уже стоит раскладной стол с картой, возле стола сгорбился радист, сидят на табуретках из ящиков офицеры, ходит, часто смотрит в небо, пытаясь сдержать душащие ее слезы, Вера Ивановна. Пока Степанов высаживал десантников, Демидов из упавшего вертолета сумел пробиться но своей рации в эфир, но почти сразу связь снова прервалась: горы, проклятые горы! Несколько секунд слышен доклад Музычина: группа продвигается к ущелью, скоро начнет спуск...
Владимир Маковей мечется от рации к короткой колонне машин, выстроившихся на лагерной дороге. Нет, техника напрямик по единственной горной тропе не пройдет, вся надежда на группу Музычина. Загудел в небе еще один вертолет, вышел в эфир Демидов: группы соединились, начинают подъем из ущелья, в упавшем вертолете погиб Гладков...
... Федор Борисович, как мы мечтали с тобой, что встретимся зимой в твоем Лаврушинском переулке, поднимем стаканы за тех, кто в Афганистане. Федор Борисович, я не верю в то, что случилось, и все мы, твои друзья, не верим. Взгляни, как плачет в ночном лагере весельчак Сережка Музычин — он дважды терял сознание в нечеловеческом спуске в твое ущелье, он был впереди, вместе с Маджидом. Смотри, как шатается, не может снять с плеч рацию Коля Демидов, как ткнулся лицом в борт боевой машины Володя Маковей — он делал все, что мог, но не все пока может техника...
И снова вечер, снова над лагерными палатками, над затерянной в афганских горах долиной повисла тяжелая дымчатая луна. Утром взойдет солнце, и как же хочется, чтобы оно засветило наконец над спокойной, мирной страной! Ради этого здесь служил и погиб Гладков, ради этого здесь еще остаются служить наши прекрасные ребята».

Верстаков Виктор:

«О Федоре Борисовиче Гладкове, о последних часах его героической жизни яв меру возможного рассказал в главе "Долина испытаний". Не упомянул там его родословную: внук известного советского писателя Федора Гладкова, сын фронтовика, капитана 1 ранга в отставке Бориса Федоровича Гладкова, встретившего Великую Отечественную войну командиром торпедного катера на Черном море. У отца - восемнадцать боевых наград за мужество в борьбе с фашизмом, у сына - два ордена за мужество в выполнении интернационального долга.
С Борисом Федоровичем мы встретились позже, в Москве, долго и откровенно говорили о солдатских судьбах, о великой цене, которой достигается мир в этом непростом мире, о Памяти. Подарил ему и стихотворение, в котором описал ту Бамианскую долину, где погиб его сын. Вернее, стихотворение все же не о долине, не о городе Бамиане, а о самом Федоре Борисовиче: ведь он мечтал, чтобы на этой красивой земле люди жили свободно и счастливо».

Младший брат Федора Борисовича рассказывает о большой семье Гладковых и приводит редкие фотографии из семейного архива.
Страница "Памяти Фёдора Гладкова" на Форуме "Десантура.ру" не добавляет сведения к уже сказанному, приводим как факт, достойные помнят достойного.
Статья о деде Федора Борисовича, писателе Федоре Васильевиче Гладкове - Возвращение Гладкова. Олег КИСЕЛЬ. - «Литературная газета», №27, 2 июля 2008 года. - приведена редкая фотография, воспроизведем ее.

Вот эти данные и фото были взяты с адреса http://flot.com/blog/historyofNVMU/4335.php?sphrase_id=1418887

Из воспоминаний Олега Шумай:

«После госпиталя мы больше не виделись. В Москве по телефону он мне радостно сообщил, что, несмотря на болезнь, ему удалось уговорить командование разрешить ему вернуться в Афган.
В июне 1981 г. я заменился в Союз. А в конце октября, когда был в отпуске в Москве, позвонил ему домой, жена Елена все мне рассказала, и о подробностях гибели со слов сопровождавшего в Москву офицера-десантника. От нее узнал о месте захоронения. Надпись на надгробной плите Фёдора: «Героически погиб, защищая интересы Советской Родины.
По информации, полученной в письме от Сергея Канакова, борттехника эскадрильи, потерявшей экипаж (мы лечились в одной палате в госпитале с Сергеем и Федором), вертолет был сбит в Бамианском ущелье при заходе на второй круг для рекогносцировки после проведения бомбометания по душманскому исламскому комитету.
Очередью из пулемета ДШК, замаскированном на скале, сразу были убиты Федор и один из летчиков».

По материалам сайта Потери 1981 - Авиация в локальных конфликтах - www.skywar.ru:

«10 октября 1981 г. боевая потеря вертолета Ми-8МТ 262-й Овэ (Баграм). Вертолеты В. Мокрецова и В. Степанова рано утром перелетели в лагерь десантного батальона - предстояло перебросить группу в район боевой операции. Вскоре после взлета, в узком месте высокогорной долины у н.п. Кулли-Топчи по вертолетам открыл огонь замаскированный ДШК. Борт ведущего получил попадание по двигателям и стал терять высоту. Оценив ситуацию, командир сказал "Вот здесь нам будет каюк..." В результате удара о валуны кабину экипажа практически снесло, к-н В.А.Мокрецов и летчик-штурман л-т Касым Давлеталин погибли сразу. Борттехник Петр Боровков уцелел и сумел выбраться из завалившегося на бок вертолета, а находившийся на борту нач. тэч звена ст. л-т В.Н.Ситало получил ожоги, от которых скончался на следующий день. Погиб также к-н третьего ранга Ф.Гладков. Ведомый залпом НУРСа накрыл позицию ДШК, но сесть в каменистом районе не представлялось возможным. Группа ПСС прибыла только через 4 часа по земле под прикрытием десантников».

           Воспоминание прислал Губарь Евгений Николаевич с адреса : jugin2010@mail.ru


Федор Борисович был старшиной нашей курсантской роты в ВВМУ им. М.В.Фрунзе в 1969-1970г.г. затем был заместителем командира роты. Обладал большим авторитетом и уважением среди курсантов младших курсов. Его отличали уважение к подчинённым, справедливость в оценке поступков и доброта к людям.
В трудную минуту моей личной жизни поддержал меня и облегчил мои переживания. Удивительно чистый, надёжный и честный человек.
Светлая память Федору Борисовичу и низкий поклон от его воспитанника.

Ветеран военной службы,
капитан 1 ранга запаса Губарь Евгений Николаевич