29.03.1964 – 12.08.1982 
Два Алексея 

    Можно только предполагать, откуда в лесопосадках возле железной дороги взялась эта овчарка с искалеченной лапой. Судя по ошейнику – служебная, видимо, сопровождала груз в одном из товарных эшелонов. А потом на полустанке спрыгнула по своим собачьим делам. Поезд тронулся, овчарка не успела или не сумела запрыгнуть на подножку, промахнулась и попала лапой под колесо вагона... Воя от боли, животное уползло в лесопосадку. Когда рана немного зажила, овчарка доковыляла до поселка Евлашево, подходила к людям, скулила, просила есть. Глупые мальчишки дразнили собаку, кидали в нее палками. Она рычала, в бессильной ярости грызла дерево. Так получилось, что мальчишки загнали несчастное животное во двор дома Выровцевых. 
    Когда Мария Фадеевна вечером вернулась домой (она работала в Кузнецке), сын встретил ее и с восторгом принялся рассказывать, как собака здорово палку перегрызает! Мария Фадеевна покачала головой: «Сын, так она, наверное, есть хочет!» Алеша удивленно посмотрел на мать, а потом взял на кухне кусок хлеба и отнес собаке. Овчарка с жадностью его съела. Тогда мальчик принес ей миску с супом – съела и его. После этого собака благодарно завиляла хвостом, позволила себя погладить. С того раза она стала, словно на поводке, ходить за Алешей, признав в нем хозяина. Он отвел ее к врачу, потом сам лечил рану, менял и накладывал повязки. Правда, собака предпочитала сама зализывать свою лапу. Овчарку назвали Дингой. 
    С каждым днем их дружба росла и крепла. Когда мальчик ходил купаться и нырял в воду, Динга, встревоженно лая, кидалась следом, хватала его за руку и пыталась удержать на поверхности. Уезжая в Пензу учиться в СПТУ №1, сын наказал матери следить за овчаркой. А когда его провожали на службу в армию, и Алеша, и Динга при прощании плакали... 
    Эта история многое изменила в душе и характере парня, заставила по-другому воспринимать окружающий мир и отношения между людьми. Он не терпел и не принимал несправедливость, очень переживал, когда кого-то унижали и оскорбляли. А такое в армии в отношении молодых солдат было в порядке вещей, особенно в тех частях, где из-за слабости командиров процветала «дедовщина». Эти особенности в характере Алексея сразу бросились в глаза Алексею Цибякову, с которым Выровцев познакомился и подружился еще до призыва в армию. 
    Так получилось, что обоих Алексеев в числе других призывников военкомат направил в школу ДОСААФ, где они прошли подготовку к службе в воздушно-десантных войсках. Вместе совершили первые прыжки с парашютом из самолета «АН-2» в районе Чемодановки. Попали в одну призывную команду. 1 апреля 1982 года их посадили в поезд, а утром они уже были на пересылочном пункте в пригороде Куйбышева. Через неделю их снова посадили в поезд и привезли в Ташкент. Оттуда автобусами доставили в Чирчик в учебную часть (в/ч №44585). Друзья попали в одну роту, в один взвод. Вместе полтора месяца проходили курс молодого бойца. 
    В своих письмах домой Алексей на службу не жаловался: «Служба идет все легче и легче. Последнее время будем только ездить на работу в совхозы. Сейчас уже мало занимаемся службой, так как карантин кончается. Погода у нас та же, даже жарче. Насчет фруктов и вспоминать не хочется, объедаемся всем. Тут уже персики созрели и еще много чего, только не знаю, как назвать...» 
    То, что им предстоит служить в Афганистане, друзья узнали еще в «учебке». Но принцип добровольности хотя бы внешне соблюдался: каждому бойцу предлагали дать свое согласие или отказаться. Были и такие, кто отказывался, но подобное случалось редко. Оба Алексея еще до призыва в армию активно занимались спортом: лыжами, боксом, гимнастикой, так что были ребятами крепкими, накачанными. Им ли бояться Афгана?! И все же, когда в Ташкентском аэропорту грузились в самолет, лица у многих молодых бойцов были сосредоточенными, задумчивыми, многих томили неясные предчувствия. 
    Ревя моторами, «ИЛ-18» разбежался по взлетной полосе и упрямо пополз вверх, набирая высоту, врубаясь в упругий воздух мерцающими кругами вращающихся винтов. Не успели сто тридцать солдат опомниться, как самолет перебросил их через острые пики Гиндукуша из XX века в средние века: по местному летоисчислению в Афганистане еще только заканчивалось XIV столетие. 
    Был один из дней в конце мая, около пятнадцати часов, когда молодых солдат вывели из самолета на прокаленную, пышущую зноем бетонку Кандагарского аэродрома. В стороне застыли небольшой колонной крытые брезентом грузовики. Они доставили пополнение к месту дислокации 70-й мотострелковой бригады, чей лагерь располагался в трех километрах от аэродрома. Там же располагался и входивший в состав бригады парашютно-десантный батальон, где предстояло служить обоим Алексеям. 
    – Мы с Лехой снова попали в одну роту, в один взвод, – вспоминает Алексей Цибяков. – Жили в палаточном городке, одна палатка – на один взвод. Спали на двухъярусных кроватях. Роль полов, как правило, выполнял настил из кое-как набросанных досок. Помню, напротив нашей палатки стоял небольшой сборно-щитовой модуль, в котором размещалась оружейка под охраной часового. 
    Хотя при батальоне была своя столовая – в алюминиевом модуле, но первые три месяца она не работала, и десантники питались за счет ротных походных кухонь. Ротный повар-кашевар готовил нормально, хотя разнообразием блюд не баловал: каша да картофельное пюре, чай да хлеб, но бойцы наедались, и это было самым главным: на пустой желудок много не навоюешь. Когда же десантники выходили на сопровождение колонн, им выдавали сухпайки, в состав которых входили консервы, тушенка, сгущенка, чипсы. 
    С водой было сложнее: она буквально кишела всякой вредоносной микрофлорой. Запросто можно было подцепить желудочно-кишечную хворь. Здорово выручал чай из колючек перекати-поля. Эту траву заваривали как обычный чай, отвар получался похожим – коричневатым, приятным на вкус. В каждой палатке стояли титаны, постоянно заполненные терпким напитком. Перед выходом на операцию или задание десантники наполняли чаем свои фляжки. Отвар здорово защищал от желудочных расстройств. 
    – Встретили нас в батальоне нормально, – вспоминает Алексей Цибяков. – Дедовщина, конечно, там была, но не сказать, что сильная. Да, в начале службы нам, молодым, пришлось тяжело, особенно тем, кто кочевряжился: «Я это не буду делать!» Но если сам не станешь выступать, то и к тебе старослужащие будут нормально относиться. Так, погоняют на первых порах для приличия. 
    У Алексея Выровцева на это счет было несколько иное мнение. С детства его в семье учили справедливым и равным отношениям между людьми. Поэтому в армии, особенно в Афганистане, первое время он чувствовал себя не в своей тарелке. Даже заметно похудел от душевных переживаний, но с другом тему «дедовщины» старался лишний раз не затрагивать. Переживал, видя, что многие солдаты курят "травку", стремясь заглушить страх перед смертью. Переживал, когда при нем «старики» доставали кого-нибудь из молодых, если кому-то не хватало «пайки» – делился своей. Его оскорбляло и унижало то, что приходилось порой стирать обмундирование «дедов». 
Цибяков, как мог, поддерживал и успокаивал своего друга, Выровцев только улыбался: 
    – Да я все сам понимаю: не мной заведено, не мне отменять. Ничего, перетерплю, – потом вздыхал: – А все равно это неправильно: мы ведь вместе под пули идем и друг друга должны прикрывать, а не презирать! 
    Через пару-тройку месяцев обоим Алексеям стало полегче, давление «дедов» ослабло. Впрочем, сама служба не давала много времени на душевные страдания: через месяц друзей послали в составе роты на первое сопровождение колонны, а еще через месяц – на первую боевую операцию. 
    То первое сопровождение оказалось непростым. Из Кабула на Кандагар шла большая колонна. «Духи», разумеется, как могли, мешали. Молодых десантников, учитывая их неопытность и необстрелянность, посадили на БТРы и БМП, двигавшиеся в середине колонны. Велели надеть каски, бронежилеты, сидеть внутри транспортеров и не высовываться, пока не скажут. 
    Друзья сидели, прижавшись друг к другу, напряженно вслушиваясь в рев двигателя БМП, приглушенный треск и грохот, а когда что-то несколько раз звонко щелкнуло снаружи по броне, не сразу сообразили, что это пули... 
    Потом был первый бой, когда автомат как живой дрожал в руках, посылая пули во врага, а мушка плясала перед глазами, и мечущиеся между камней фигурки в чалмах и накидках упорно не желали попасть в прорезь, и было непонятно: зацепил Алексей своими пулями хоть одного «духа» или нет?.. 
    ...С каждой боевой операцией Алексей Выровцев мужал как воин и взрослел как человек. А как он переживал, когда Алексей Цибяков во время сопровождения подорвался на мине и попал в госпиталь! Хотел написать ему письмо, но не успел... 
    12 августа 1982 года рота, в которой служил Выровцев, выехала из лагеря на трассу и двинулась навстречу колонне, шедшей к Кандагару со стороны Шинданда. Десяток БМП на приличной скорости проскочили город и выбрались на бетонку магистрали. Слева тянулась «зеленка» – ряды виноградников и цитрусовых деревьев. Как обычно, бойцы расположились на броне, направив стволы автоматов и пулеметов в сторону «зеленки». Когда среди виноградников замерцали вспышки выстрелов, десантники тут же открыли ответный огонь. Потом раздались звонкие залпы пушек БМП.
Алексей Выровцев успел дать несколько очередей из автомата, прежде чем страшный удар в лицо заслонил мир яркой вспышкой боли, и все исчезло: пуля попала в голову. Смерть наступила практически мгновенно... 
    За мужество и отвагу рядовой Алексей Выровцев был посмертно награжден орденом "Красная Звезда". Похоронен в поселке Евлашево Кузнецкого района.