От автора страницы: прежде чем  публиковать данные статьи, одну из которых об Анатолии Петунине прислал Владимир Савчик (г.Минск его е-майл savchik-v@mail.ru), другая же взята из журнала «Советский воин №11 за 1990 год» (фото взяты оттуда,если не указано иное), автор очень долго терзался сомнениями, стоит ли выпускать «в эфир» написанное ниже, с одной стороны, ибо это, простите, ЯРКО ПОКАЗЫВАЕТ КАК НЕ ДОЛЖНО БЫТЬ.......
НО С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, выходит, Анатолий Петунин, хотя и умер от ран после войны,но был действительно героическим офицером, и в любом случае   ПАМЯТЬ О НЁМ ДОЛЖНА БЫТЬ...

В третьей статье,которая былая взята из Интернета, автор той статьи указывал, что было еще двое спецназовцев, раздетых до тельняшек, до которых добраться не смогли.
Как стало известно из "ветеранских" страниц в Интернете, это были :

БУЗА Александр Николаевич

МОСКВИНОВ Дмитрий Владимирович

Как уточнил позже Владимир Савчик, фактически эти парни погибли в том бою, но вынести их не смогли из-за очень плотного огня, позже через сутки стало известно ,что их останков в той местности их уже не было,"духи" их перезахоронили где-то на территории афгано-пакистанской границы, а в дальнейшем были переговоры с "духами", но что-то не получилось, и этих парней объявили "пропавшими без вести", хотя были свидетельства что они погибли тогда, в том бою, так что наверное, объявлять их "пропавшими без вести", это неправильно,ибо они погибли, и - светлая им память!

Как станет известно известно из той же статьи, в том бою погибли:

o Старший лейтенант РОЗЫКОВ Холмухад Джураевич;

o Младший сержант РАЗЛИВАЕВ Михаил Николаевич;

o Ефрейтор КОСИЧКИН Сергей Владимирович;

o Рядовой ВЕЛИКИЙ Владимир Михайлович;

o Рядовой ЕГОРОВ Александр Васильевич;

o Рядовой ПОДОЛЯН Александр Викторович;

o Рядовой ЭЙНОРИС Виктор Брониславович;

o Рядовой ЯКУТА Виталий Владимирович.



Надеюсь, вдова Анатолия Петунина, Марина Юрьевна, и его дочь, Елена, а также друзья и сослуживцы захотят поправить чего или добавить свои воспоминания или фотографии.




Сменщик Ахметова начальник штаба отряда майор Анатолий Анатольевич Петунин был прирожденным военным.
Он родился 25 сентября 1952 года в Бобруйске в семье офицера, закончил Минское СВУ и Кевское ВОКУ.
После недолгой службы в  части спецназ начзначается на должность командира взвода курсантов в Череповецкое училище радиоэлектроники, непосредственно подчиненное ГРУ.
Размеренная и предсказуемая служба в училище Анатолию была не по душе и он, уже капитаном,возвращается в Спецназ - заниматься любимым делом.
Здесь, в бригаде спецназ Прибалтийского военного округа (Вильянди) пришла и его очередь ехать в Афган.
Командир 1-й  роты 154 оо СпН Олег Мартьянов, который соседствовал в коммунальной квартире в Вильянди с семьей Петуниных, вспоминал: «Разница в возрасте у нас была почти десть лет, но я ее никогда не ощущал, Анатолий  относился  к  таким  людям,  с  которыми  сходишься  именно по-человечески, духовно. Наверное, будь он генералом, мне, лейтенанту, с ним было бы общаться также легко, а тут оба взводные. По характеру  он был оптимистом, грустить не любил. Никогда не впадал в отчаяние. Говорил всегда одно и тоже: «Ничего, прорвемся...»


Война быстро расставила все на свои места, показала, кто чего стоит.
Взводным он был недолго, вскоре Анатолия назначили начальником разведки батальона, а затем и начальником штаба. Через месяц службы в ДРА представили к ордену Красной Звезды.
Осенью 1985 г., наконец-то, присвоили звание майора. Последним боем Анатолия стаяв совместная операция 154 и 334 оо СпН по захвату базового укрепленного района «Карера» в ущелье Крер провинции Кунар. Пуля снайпера сразила Петунина, перебив ему позвоночник, повредила легкие и печень. Ранение было смертельным. Никто из врачей не мог объяснить, как он выжил с ранением в холодных горах, перенес сложнейшую эвакуацию несколько километров по отвесным горам боевыми товарищами, прежде, чем сутки после ранения, попасть на операционный стол....
Как вспоминал позже замполит 1-й роты 334 отряда спецназ старший лейтенант            Игорь Семенов, - невозможно было смотреть на муки Петунина 
Под ним были разодраны в клочья несколько плащ-палаток ,пока мы не вынесли начштаба 154-го на вертолетную площадку.
Лечение давалось с трудом:еще в Кабуле развилась гангрена правой ноги - ее ампутируют, возникнут пролежни и незаживающие язвы.
Петунина эвакуируют в Ташкент.
Там посчитали что он не вынесет дальнейшей эвакуации в глубь страны и, вообще приходят к заключению,что его дни сочтены. Однако, состояние раненого улучшилось, появилась возможность переправить его в Москву в Центральный военно-морской госпиталь. На новом месте здоровье Петунина опять осложнилось. Не выдержав картины ужасных ран сына,умер от сердечного приступа отец-фронтовик Великой Отечественной.
Может быть,ее любовь,небесные силы, вдохновили его на новую жизнь.
Произошло чудо — израненный,измученный, он вновь пошел на поправку.
Едва поправившись оно передвигался в инвалидной коляске по госпиталю,навещая раненых афганцев ,подбадривая их.





У его кровати появились эспандер, гантели, гири.
Месяцы мучительных тренировок, и в кресло сажали уже не «живые мощи», а крепыша с налитыми бицепсами и широкой грудью.
Он никогда не расставался с десантной тельняшкой.
Сам его пример воскрешения из мертвых действовал лучше любого лекарства.
Скольких раненых он поднял на ноги.
Это бескорыстное подвижничество было логическим продолжением подвига боевого.
Руководство госпиталя, видя этот каждодневный подвиг Петунина,направило рапорт Главкому Сухопутных войск с ходатайством о поощрении мужественного офицера-спецназовца.
В Министерстве обороны подошли с пониманием и 6 апреля 1988 г. для поддержки морального духа Анатолия ему приказом Министра обороны присвоили звание «подполковник», на ступень выше звания,предусмотренного по штатной должности.
Такой подарок судьбы еще больше окрылил Анатолия.
Из Москвы его перевели в военно-морской госпиталь в Таллине,морские врачи не захотели отдавать своего больного «сухопутчикам».
Когда последние части ОКСВА выходили в Союз,состояние Петунина резко ухудшилось.
Потребовалась ампутация левой ноги.
Он никогда не жаловался,только изредка говорил :«Ничего,прорвемся!»
Он прорвался и на этот раз, но злобные нападки на семидесятилетнюю историю армии выводили его из себя.
Сохранились письма Петунина о том времени , когда его сердце разрывалось от тоски.
«Смотрел «Взгляд» и чуть не за­пустил в экран гантелей».
«Становится противно брать в руки газеты. Прочитаешь и будто в грязи извозишься..»
Но я — офицер Советской Армии! И спину, хоть и про­стреленную, гнуть не намерен!»
«Почему с таким упорством вешают нам ярлык «оккупантов»?..
«Почему они так дружно осуждают ввод советских войск в Афганистан? Почему американцы не оплевали в своем Сенате ни Вьетнамскую войну,ни налета на Ливию, ни вторжение на Гранаду?»

Его сердце остановилось 27 декабря 1989 г., когда в стране поминали десятую годовщину ввода наших войск в ДРА.
Он должен был погибнуть на пакистанской границе 29 марта 1986 г от пули снайпера,но там он выжил,а погиб в родной стране.....
И только ли от огнестрельной раны?
Кавалер орденов Красного Знамени и Красной Звезды подполковник Анатолий Петунин ушел в вечность.
Кому-то покажется странным,что смертельно раненый никогда ту войну не проклинал.
Его друг, корреспондент "Российской газеты" Сергей Птичкин вспоминал: «Мне Анатолий как-то сказал - "я же профессиональный военный и форму надел не только для парадов.
На войне же,как говорится или грудь в крестах,или голова в кустах....
Я честно выполнил свой долг до конца и стыдиться мне нечего....»


К глубокому огорчению, командование  Вильяндинской бригады спецназа никак не отреагировало на смерть своего сослуживца и его со всеми воинскими почестями под флагом ВМФ только через десять дней (!) после физической смерти похоронили моряки Балтийского флота......
Пусть жизненный подвиг Анатолия Петунина будет примером для будущих спецназовцев,а его похороны - укором для "чиновников от спецназа".

  Вот это фото и пояснения были взяты с адреса
 http://www.ok.ru/group154oospn/album/44465961107684



Справа 1й в 1м ряду(сидя) Вася Коваленко погиб 19.03.86, во втором ряду 1й справа Паша Рожновский погиб 19.03.86, 2й справа командир 3 группы (тогда) капитан Петунин умер от ран уже в Союзе, 3й справа(на заднем плане) Паша Лязин погиб 22.07.85 в Баграме,   седьмой справа (стоя) Житняковский Виктор.
Пропал без вести при переправе через реку 11.02.85.


Вот эта статья была взята из журнала " Советский воин"

Был у меня друг, о котором я собирался написать теплый очерк, и обязательно в центральную газе­  ту, чтобы вся страна узнала о ге-рое-«афганце». Да так и прособирался...
Приехал из командировки, а дома ждала телеграмма, в которой было всего четыре слова: «28 декабря умер Толя». На похороны уже не успе­вал, поэтому решил съездить помя­нуть его по народному обычаю на де­вятый день. В поезде Москва — Таллинн невольно вспоминал первую встречу с Анатолием Петуниным.
Был холодный февраль восемьдесят восьмого. Узнал печальную весть — в одном из подмосковных госпиталей, находящемся в ведении ВМФ, лежит с тяжелым ранением эвакуированный из Кабула бывший сосед Сергей Мельницын, которого я знал с детства.
Зашел в палату и не поверил своим глазам. Вместо стройного улы­бающегося молодца на кровати лежал без движений осунувшийся изможден­ный человек неопределенного воз­раста со следами страшных ожогов на руках и голове. Там, где должна быть левая нога, под простынью угадывалось пустое место. Сел рядом с раненым, молча взял его за руку. Сергей только кивнул головой. Какие слова утешения можно было произ­нести в эти горестные минуты?
Да, наверное, никакие...
Неожиданно дверь палаты с шумом открылась, и а нее довольно лихо въехал в инвалидном кресле одно­  ногий человек в пятнистой куртке, из-под которой виднелась голубая тельняшка, обтягивающая могучую грудь.
Без лишних церемоний нежданный гость протянул мне руку, предста­  вился: «Майор Петунии Анатолий Ана­тольевич». Я ощутил крепость ру­копожатия и тоже представился. Май­ор между тем подъехал к изго­ловью моего товарища, потрогал его раны, хмыкнул: «Хватит хандрить, старик. С такими пустяками... Прорвемся!»
Петунин говорил что-то еще, как мне казалось, совершенно не к месту.
Я смотрел на его богатырскую фи­гуру и испытывал все возрастающую неприязнь.
«Тоже нашелся, агитатор розово­щекий, — хотелось высказать ему свое негодование. — Весь мышцами оброс, а на костылях, наверное, лень ковылять или непрестижно майору, — вот на персональном кресле и разъезжает, пижон госпитальный».
В общем, с первого взгляда Пе­тунин мне не понравился.
Раздра­жал показной, как мне казалось, оптимизм, отталкивала излишне «бое­вая» одежда, вроде бы неуместная в пропитанном болью и страданиями отделении гнойной хирургии. Я едва сдержался, чтобы не попросить не­  званого гостя немедленно покинуть палату тяжелораненого товарища.
Да, все-то нам заранее известно: кто, где и как должен себя вести, что чувствовать, что говорить. В непродолжительный еще период глас­  ности мы очень быстро научились и сразу привыкли судить обо всем на свете с непререкаемой кате­  горичностью, привыкли обличать и указывать. Мне и по сей день стыдно за    те    свои    «правильные»    мысли, но   извиняться   уже   не   перед   кем...
За окнами поезда в быстро сгу­щающихся сумерках мелькали при­  вычные картины среднерусской возвы­  шенности: холмы, перелески, засне­  женные поля, деревни с разрушен­  ными церквами. Мерный перестук колес и умиротворенность пейзажей действовали успокаивающе, но сон не шел, мысли опять вернулись к «аф­ганцу».
Анатолий Петунин родился 25 сен­тября 1952 года в городе Бобруйске в семье офицера.
В 1959 году пошел в школу. Трудно сейчас ска­зать, кем он мечтал стать, но мать хотела видеть его только в офицер­ской форме. В 1968 году Анатолий надел форму курсанта Минского СВУ. Суворовское училище окончил пре­красно и поступил в Киевское обще­  войсковое командное училище, после которого был направлен в недавно созданные части специального наз­начения. Однако недолго в них про­служил лейтенант Петунин.
Военная судьба привела его в Чере­повецкое училище связи — недавний курсант сам стал командовать кур­сантами.
В Череповце он встретил Марину Кузину и влюбился, как утверждал, с первого взгляда. Поженились, ро­дилась дочь — Лена. Все вроде бы складывалось и неплохо, но уж больно не по душе была войско­вому разведчику известная размерен­ность и предсказуемость службы в училище. Добился он возвращения в родные войска. Направили в При­балтийский военный округ команди­ром взвода, или группы — по-спецназовски, так как другой долж­ности не было. Хоть годы, конечно, уже были не лейтенантские, но Анатолий не горевал, он вообще грустить не любил — главное за­  ключалось в том, что снова занимался любимым делом. Марина роптать не стала, приехала к новому месту службы мужа, поселилась с маленькой дочкой в коммуналке, вскоре сама устроилась на работу.
А война в далеком от Прибал­тики Афганистане шла уже пятый год, конца ей видно не было. Пришел черед и Анатолия...
За окном поезда совсем стемнело, лишь изредка мелькали в белесой мгле какие-то огни.
На память приш­ли слова Виктора Верстакова:


Вспомнился рассказ Олега Мартья­нова, с которым Петунины соседст­вовали в коммунальной квартире, с которым судьба свела Анатолия на той войне:
— Разница в возрасте у нас была почти десять лет, но я ее никогда не ощущал. Анатолий относился к таким   людям,   с   которыми  сходишься именно по-человечески, духовно. Наверное, будь он генералом, мне, лейтенанту, с ним было бы общать­  ся так же легко, а тут оба взвод­ные.
Я в Афган напросился сам. Все казалось: война кончится, а я и по­воевать не успею. Из Союза война казалась какой-то маленькой, несерьезной.  Да  и   что   мы  знали   о   ней?..
Попал в первый батальон спецназа около Джелалабада на должность командира группы. Вскоре прибыл ка­питан Петунин, и тоже командиром группы.
У Анатолия военная карьера как-то не сложилась с самого начала. Удивительно, но он никогда не впадал в отчаяние, что до тридцати трех лет не смог перешагнуть ступеньку взводного. Говорил по этому поводу всегда одно и то же: ничего, прор­вемся...
Война быстро расставила все по своим местам, показала, кто чего стоит. Взводным он был недолго, вскоре его назначили начальником разведки батальона, затем началь­ником штаба. Через месяц службы в ДРА представили к ордену Крас­  ной Звезды. Осенью 85-го наконец присвоили звание майора.
В первом настоящем бою Петунина я был с ним рядом, можно сказать, плечом к плечу воевали. мы попали в очень трудное положение. В киш­лаке Тонгитокчи, где предполагалось уничтожить небольшую банду — че­ловек десять заурядных грабителей, совершавших иногда разбойные на­  леты на дорогу Джелалабад — Ассадабад, столкнулись лицом к лицу с целым бандформированием в не­сколько сот человек, только что при­  шедшим из Пакистана. Нас же была неполная рота — человек сорок. Спасло то, что мы не растерялись... Ну и подкрепление вовремя подо­спело.
Анатолий действовал тогда так, словно воевал всю жизнь, а не пер­вый раз...
Профессионал!
В последней операции мы тоже уча­ствовали вместе.
Это был очень тя­желый бой...
Об этом своем последнем боевом выходе Анатолий мне рассказывал сам.
Вообще, он не любил говорить о себе, не любил попусту, ради бравады вспоминать Афганистан, ему не нравилась излишняя романтизация войны. Единственное, что он страстно желал, — это чтобы из нее извлек­ли уроки, и прежде всего сами воен­ные.
29 марта 1986 года у самой границы с Пакистаном батальон, в котором служил Петунин, приступил к лик­видации мощного укрепрайона, ис­пользовавшегося душманами в качест­ве опорного пункта при атаках на Джелалабад.
О боевых действиях наших войск в Афганистане написано уже достаточ­но, немало будет написано и в даль­  нейшем, поэтому я не стану пере­сказывать все перипетии того крова­вого    сражения.    Батальон    спецназа свою  задачу  выполнил,  хоть  и  понес тяжелые потери.
Пуля снайпера сразила и начальника штаба — майора Петунина, перебив ему позвоночник, полностью разорвав спинной мозг, повредив легкие, пе­чень...
Из всех «афганских» песен Анато­лия больше всего трогала «Прости» Игоря Морозова, написанная будто о нем и его жене.
 Он часто шеп­тал слова, как молитву:           

Прости, что я не добежал
До вражеского дзота,
За сто шагов в прицел попал
Чужого пулемета.
Прости, что в том бою
Не думал о тебе,
В чужой стране, в чужом краю,
На выжженной земле...

Да, в том бою он не думал ни о чем, кроме обеспечения руководства операцией, кроме сохранения жизней бойцов батальона. Прости его, Ма­рина.

Прости, он сделал все, что мог,    
Но верх взяла война...

Ранение было смертельным. Никто из врачей не берется объяснить, как он выжил в холодных горах, почти сутки ожидая вертолета и эвакуации в госпиталь.
Осложнения начались сразу. Еще в Кабуле развилась гангрена правой ноги. Ее ампутируют, возникают про­лежни, незаживающие язвы, идет по­  стоянно кровотечение. Петунина эвакуируют в Ташкент. Там посчитали, что он не вынесет дальнейшей эва­куации в глубь страны, вообще при­  ходят к заключению, что его дни сочтены, вызывают телеграммой же­ну.
Марина, увидев мужа, содрогнулась. Всего полтора года назад из дома уезжал «в командировку» настоящий богатырь, любивший в свободное время поиграть пудовыми гирями, а теперь на госпитальной койке без движений     лежал     обтянутый     кожей скелет. Врачи не оставили никаких надежд, и она приготовилась к худ­шему. Однако состояние раненого не­  ожиданно улучшилось, появилась воз­можность переправить его в Москву. С одного из военных аэродромов несколько тяжелораненых «афган­цев» отвезли в Центральный во­енно-морской госпиталь. Так волею случая сухопутный офицер связал свою дальнейшую жизнь с военно-морскими медиками, с флотом.
Здоровье Петунина опять осложни­лось, а судьба продолжала нано­сить один безжалостный удар за дру­  гим. Раны Анатолия были настолько страшными, что от него в ужасе отшатнулась даже родная мать. Не выдержало боли сына и разорвалось сердце отца, и получилось, что от душманской пули погиб человек, про­шедший Великую Отечественную и в Афганистане   никогда   не   бывавший...
Невозможно представить, что пере­думал Анатолий в те дни, оставаясь один на один со своей болью, со своим горем. Он был достаточно трез­вых взглядов и прекрасно сознавал свое положение, понимал, что отныне станет обузой всем и всем будет в тягость. Он бы, наверное, никогда не осудил и свою жену, если бы она вдруг отказалась от него. Молодая цветущая женщина и немощный ка­лека — что может быть общего между ними?
Как говорится в той же песне:

Моя звезда — твоя беда,
Поправка к Зодиаку...

Может быть, безнадежная тоска и сжала его истерзанное болью сердце, может быть.
Но приехала уволив­шаяся с работы Марина, припала к забинтованной груди мужа, заплакала, и Анатолий понял, что это слезы не прощания, не жалости, а нераст­раченной любви, слезы высокого сострадания и искреннего соучастия в его трагической судьбе.
Марина Юрьевна Петунина посели­лась   в   госпитальной   палате   рядом  с Анатолием и стала его сиделкой, перевязочной сестрой, санитаркой, стала для него всем.
Медперсонал госпиталя выклады­вался из последних сил, пытаясь под­  держать жизнь в угасающем орга­низме. Начальник отделения Анатолий Иванович Пасечник, случалось, буквально носил на руках своего самого тяжелого больного. Операция следо­вала за операцией. Петунину было перелито более 60 литров крови! То есть произошла ее полная деся­  тикратная замена — по всем законам должны были бы начаться страшные аллергические реакции отторжения.
Нет же! Он выдержал, он прор­вался!
Может быть, небесные силы, в ко­торые Анатолий никогда не верил, все-таки есть? Может быть, видя его борьбу, они вдохнули в него новую жизнь? Не знаю... И никто не знает, но произошло какое-то чудо, — израненный, измученный, он пошел на поправку.
Как только Анатолий понял, что будет жить, то дал себе клятву именно жить, а не существовать.
Пройдя через все круги адских болей, он, едва появилась возможность пе­редвигаться    в    инвалидном    кресле, стал навещать раненых «афганцев», подбадривать     их.    
У     его     кровати появился   эспандер,   потом   гантели   и пудовые гири. Месяцы мучительных тренировок, и в кресло-каталку сажа­  ли уже не «живые мощи», а атлета с налитыми бицепсами и широкой грудью, всегда обтянутой тельняш­кой — больничную одежду он не любил.
Сам его пример воскрешения из мертвых действовал лучше любого лекарства. Скольким раненым он вернул желание жить, вернул веру в себя, в свои силы! Всегда подтянутый, как правило, одетый в легкую пят­  нистую    куртку,     он    заставлял    как-то собраться, вспомнить о присяге, вспомнить, что ты человек ратного долга — раненый воин, а не жертва несчастного случая. Все это не ме­лочи, как порой нам кажется. Ни­когда на Руси воин-инвалид не отождествлялся с калекой, он всегда упо­доблялся герою-ветерану, заслужи­вающему почтения и уважения, а не одной лишь жалости, но мы про все это, похоже, давно и накрепко забыли.
А вот Анатолий Петунии помнил и смог убедить собратьев по несчастью, что они не убогие потерянные для жизни калеки, а ра­неные воины. Инвалиды...
Это его бескорыстное подвижни­чество было логическим продолже­нием подвига ратного, было в нем что-то от русского средневекового монашества, одинаково хорошо вла­девшего и боевым копьем, и добрым словом, и личным примером. Я же тогда воспринял появление Анатолия в палате раненого друга как не­уместную браваду. Откуда мне было знать, что костылями он пользоваться просто не мог, что и в кресле ему сидеть было невыносимо тяжело: весь низ живота — одна большая незаживающая рана.
Руководство госпиталя, видя этот каждодневный подвиг «афганца», счи­таю, поступило в лучших традициях русского офицерского братства. На имя Главкома Сухопутных войск был отправлен очень человечный и умно составленный рапорт с ходатайством о поощрении мужественного офице­ра. В Министерстве обороны не стали разводить лишней бюрократии, по­дошли с пониманием к данной си­туации и 6 апреля 1988 года при­  казом министра обороны СССР май­ору Петунину А. А. было присвоено очередное воинское звание — подполковник, на ступень выше звания, предусмотренного по штатной долж­ности,такого подарка не избалованный вниманием и расположением кадро­виков Анатолий, конечно, не ожи­дал. Невозможно передать всей испы­танной им радости. О ранах он уже не думал, жил, ощущая рядом плечо Марины, плечи друзей, которых у него становилось все больше.
В июне 1988 года подполковника Петунина перевели в Таллиннский военно-морской госпиталь. В ДРА он уезжал из Прибалтийского военного округа, в него же и вернулся, но медики ВМФ не захотели «списать «афганца» на берег», сухопутным врачам не отдали.
Наша с Анатолием неожиданная дружба не прервалась.
Связь сохра­нили перепиской, иногда перезвани­вались. Анатолий очень живо откли­кался на все, что происходило в стране, в письмах его не было и следа уныния, каждая строчка дышала острой публицистичностью. Он никог­да не жаловался, только изредка прорывалось:   «Эх!   Мог бы  ходить...»
Когда генерал Громов выводил по­  следнего солдата из Афганистана, у подполковника Петунина началась ган­грена левой ноги. Состояние резко ухудшилось. Пришлось провести полную ампутацию. Потребовалась кровь, и ее дали все, кто мог по груп­пе: и начальник госпиталя, и глав­ный анестезиолог, и жена началь­ника хирургического отделения. Оч­  нувшись после наркоза, он прошеп­  тал: «Ничего... Прорвемся!» Он прор­вался и в тот раз, а мне написал: едва не умер.
Тон и содержание писем Анато­лия стали меняться после первого Съезда народных депутатов, после того, когда с самой высокой госу­дарственной трибуны впервые откры­то зазвучали злобные нападки на армию, тут же подхваченные «либе­ральной» прессой.
После очередной «жареной» публикации в каком-то популярном изда­нии Петунии прислал письмо, в ко­тором впервые выругался и пожалел, что у него нет не только ног, но и автомата, как в Афгане... А мне тогда подумалось: зачем же, в самом деле, столь безжалостно раздирают и обильно посыпают солью еще кро­воточащие раны нашей давней и не­  давней истории? Почему с такой лег­  костью признается однозначно оши­бочным весь семидесятилетний путь страны? Зачем так настойчиво про­воцируется в народе ответная реак­ция озлобления и будятся в нем самые мрачные инстинкты? Кому это нужно?
Вот строчки всего нескольких писем Петунина, которые говорят о том, что творилось на душе раненого офи­цера:
«Смотрел «Взгляд» и чуть не за­  пустил в экран гантелей. Все знают эти ребята, всем и всему могут дать оценки. И сколько злобы! А кто они?! Пустое место с правом очень гром­кого голоса. Что у них за душой, кроме корочек диплома и удачно подвернувшихся кресел ведущих ЦТ?..»
«Становится противно брать в руки газеты. Прочитаешь и будто в грязи извозишься... Но я — офицер Совет­ской Армии! И спину, хоть и про­стреленную, гнуть не намерен! Не дождутся!»
«Почему же они так ненавидят Вооруженные Силы Союза? Почему с таким упорством вешают нам ярлык «оккупантов»?..»
В августе—сентябре 89-го он съез­дил в военный санаторий в Саки, где лечатся спинальные больные. Вернулся в Таллинн отдохнувшим, успокоившимся, Ничто не говорило о близящейся трагической развязке, на­оборот, Петунин загорелся желанием написать большую книгу об истории создания   разведывательных   и  диверсионных подразделений в различных странах мира, просил помочь подо­брать литературу, связаться с архи­вами.
Но тут началась подготовка обще­  ственного мнения к политическому осуждению Афганской войны, нача­лись публичные дебаты на очередной сессии Верховного Совета СССР, подошло время второго Съезда на­  родных депутатов...
Письма из Таллинна стали приходить все реже. В одном из последних Ана­толий спрашивал: «Почему они так дружно осуждают ввод советских войск в Афганистан? Почему амери­  канцы не оплевали в своем сенате ни вьетнамскую войну, ни налет на Ливию, ни вторжение на Гренаду? А как же Англия и ее война за Фолк­ленды?.. Почему только нас всегда в чем-то винят и заставляют перед кем-то каяться?»
Как я мог ответить на вопросы, что терзали сердце моего друга?
Понимал: надо ехать и поговорить.
Но я слишком долго собирался.
Сердце подполковника Петунина остановилось в десятую годовщину ввода наших войск в ДРА.
Он должен был погибнуть еще там, «за речкой», весной 86-го от пули, выпущенной из английской снай­перской винтовки «бур», но там он выжил, а погиб в родной стране...
И  только ли  от  огнестрельной  раны?
Он не был хлипким человеком, лишающимся чувств от грубого сло­ва, но он связал себя с армией так, что любое оскорбление Воору­женных Сил воспринимал как личное, как плевок в собственную душу. Кому-то покажется странным, что, смертельно раненный в афганской войне, он никогда ту войну не про­клял.   Мне   Анатолий   как-то   сказал:
— Я же профессиональный воен­ный и форму офицерскую надел, наверное, не только для того, чтоб на парадах красоваться... На войне же, как говорится, или грудь в кре­стах, или голова в кустах, а шею можно сломать и не выходя из квартиры, споткнувшись на ровном месте. Я честно выполнил свой долг до   конца   и   стыдиться   мне   нечего...
...Поезд пришел в Таллинн точно по расписанию ранним утром 5 ян­варя 1990 года. Я позвонил Марине домой, и чей-то голос мне сообщил, что она уехала... хоронить мужа. Оказалось, что в Таллинне перед но­вым годом не было гробов. Новый дефицит? Это ужасно... Ужасно, что офицер пролежал непогребенным де­вять дней и во всей Прибалтике не нашлось досок, чтобы сделать последнюю домовину мужественному воину, скончавшемуся от ран, полу­ченных в бою.
Глупо, конечно, требовать каких-то объяснений от командования округа или командования той части, из которой капитан Петунин уезжал на войну. Все они найдут массу совершенно объективных причин,бесспорных с юридической точки зрения, чтобы показать полную непричастность      к     имевшему      место  факту.
Да, была предновогодняя суе­та,   и   вдова   не   обивала   пороги   высоких инстанции не было на это у нее сил.....
Офицер скончался и полу
ство должно было нение печального Балтийский флот еще в 1988 году взял под свое могучее крыло ране­  ного «афганца» и до последних дней опекал его, порой просто тро­  гательно. Военные моряки проводили его и в последний путь: был оркестр, был почетный караул, был прощаль­ный салют...
А вот для Прибалтийского воен­ного округа Анатолий Петунин «про­пал». Не по тому ведомству уже числился офицер-инвалид — так, что ли? Поэтому, наверное, и не раз­вевался над изголовьем героя про­щально приспущенный флаг Совет­ской Армии наряду с флагом ВМФ, как не было рядом с моряками почетного караула десантников-спец­назовцев. Конечно, ни командир ча­сти, ни его замполит и не обязаны были ничего такого организовывать. Формально не обязаны. А по со­вести? По братскому воинскому дол­гу? Так что же с нами происходит? Что с нами уже произошло?! Какое страшное колдовство свершилось, за­леденив, заморозив наши души?
На похороны собрата-«афганца» пришли почти все бывшие солдаты-интернационалисты Таллинна, приеха­  ли друзья-однополчане из других го­родов. Я смотрел на их скорбные лица, слушал слова прощания и думал о том, как много открыла нам вой­на, которую так долго «прятали». О  ее   просчетах   и   ошибках   нередко рассуждают почти с удовольствием. Она принесла на нашу землю мно­го горя, так явственно напомнив о войне той, Великой Отечественной... Напомнила боевыми ранами, похорон­ками, но она напомнила и высо­  чайшим героизмом, показав не только трагедию, но и величие русского солдата, так и оставшегося непобеж­денным, несмотря на весь государ­  ственный разлад.
Не в этом ли кроется причина той яростной психологической атаки, ведущейся сейчас против Советской Армии и направленной не столько на разрушение формальных воинских устоев, сколько на разрушение самой души солдата?
Припав к груди Анатолия, при­читала худенькая старушка — мама Марины, для которой зять стал столь же близок, как кровно родной сын. Валентина Ивановна давно уже вы­  плакала все слезы, переживая го­рестную судьбу своей дочери и тяж­кую долю ее мужа. Увы, силы этой замечательной женщины оказались тоже не беспредельны. Горе убило и ее. Через месяц, в начале фев­раля, Валентина Ивановна умерла. По­хоронили ее рядом с Анатолием.
Так Душманская пуля на протя­  жении четырех лет сразила трех че­ловек. И осталась Марина Петунина одна с осиротевшей дочкой в этом бурлящем неспокойном мире. И долго еще   не   остынет   боль   в   ее   сердце.

С. ПТИЧКИН,спец. корр. «Советского воина»

Вот эта статья об Анатолии Петунине была взята  со страницы
http://desantura.ru/forum/forum11/topic742/

Уважаемые! Еще прошу обсудить/высказать мнение/добавить информацию по поводу скандальной и одновременно геройской операции в ущелье Карера в Афгане.
Вот найденной мной текст ( еще одну версию читайте на http://www.reznik.pri.ee/afgan_razdel.cfm?razdel=karera

КАРЕРА стоила карьеры.

За время Афганской войны частями советских войск были проведены сотни боевых операций, но наиболее скандальной (получившей международную оценку) оказалась операция 15-й бригады, когда Джелалабадский батальон (командир - капитан Р.К. Абзалимов) при поддержке Асадабадского батальона (командир - капитан Г.В. Быков) разгромили крупную базу вооружения моджахедов в Карере. Это место находилось на перевале Гулпрай у самой границы с Пакистаном, и получалось, что наши солдаты вторглись на чужую территорию. После той операции был снят комбриг В.Бабушкин. Мне удалось встретиться с участниками той операции, о судьбе одного из них я записал предлагаемый ниже материал.

…После переправы на левый берег бурной и коварной горной реки Кунар разведчики пошли по трем маршрутам в горы. Захватили господствующие высоты и с 2 до 3 часов ночи с помощью приборов для ночного видения изучали и уточняли обстановку в районе горы Спинай. Расчет времени, в ночь с четверга на пятницу, был выбран точно. Моджахеды большими группами уходили на выходные из базового района в пакистанских кишлак, что лежал неподалеку в долине. На объекте осталась только охрана. Группа под командованием начальника разведки 154-го ООСПН старшего лейтенанта Вадима Особенко с началом рассвета проникла в базовый район и, применив ножи, бесшумное оружие, успешно сняла часовых. Вся операция по захвату объекта заняла 15-20 минут. Однако сообщение по радио о выполнении задачи и захвате многочисленных складов с оружием и боеприпасами, размещенными в козырьке горы в тоннеле, было перехвачено духами, и они подняли тревогу.

В эту ночь помощник начальника оперативного отделения 15-й отдельной бригады спецназначения старший лейтенант Лукьянов с двумя разведчиками захватил пленного, который в ходе первичного допроса показал на наличие рядом с основным объектом замаскированного склада с оружием и боеприпасами. Благодаря этой информации, хорошо скрытый склад мятежников был также захвачен и уничтожен. Разведчики Лукьянова вплотную подошли к огневой позиции пулемета ДШКа и захватили его.

...В 5 утра 29 марта мятежники предприняли отчаянные попытки по уничтожению подразделения разведчиков, захватившего базовые склады, однако благодаря умелой организации боя все атаки были отражены. Вытянуть из арсеналов тяжелое оружие, советские воины не жалели захваченных боеприпасов. Однако в ходе боя, который продолжался весь день, появились первые раненые и убитые... Отважно воевали все воины группы захвата и групп обеспечения. Особенно хорошо себя проявили начальник разведки бригады майор Кустов, хирург бригады старший лейтенант Юдин, которому в ходе боя осколком оторвало пол-уха. Наскоро оказав себе первую помощь, он продолжал драться, как лев. Спецназовцы потом вспоминали: "Мочил он духов здорово, не скажешь, что медик". В драматический момент боя, когда духи подошли так близко, что начали забрасывать гранатами обороняющихся разведчиков, на позицию захваченного безоткатного орудия, в стеллаж с выстрелами рядом с обороняющимися воинами влетела граната Ф-1. Пошипела и не взорвалась. Только счастливый случай спас жизнь многим участникам того памятного боя... В разгар дня с пакистанской территории начали подтягиваться мощные резервы мятежников и регулярной армии Пакистана. Подразделение "зеленых" (так звали республиканских военнослужащих) бросило свои рубежи на границе и побежало... В 14 часов поступил приказ на отход и всем подразделениям нашего спецназа. Легко сказать - отход!? К тому времени с трех горных площадок прицельным огнем лупили три духовских пулемета ДШК. Под прицельным огнем перебежками разведчики от укрытия к укрытию продвигались к береговой кромке реки. Отход прикрывала группа старшего лейтенанта А.В.Чихирева. (Александр Чихирев погиб вместе с Олегом Злуницыным через полгода в Черных горах под Джелалабадом. - Прим. автора).

...Рядом с Лукьяновым одновременно были ранены несколько человек. Обладая недюженной силой, Сергей взвалил на плечи юного радиста - разведчика... (ЭТО И БЫЛ ВИТАЛИЙ ЯКУТА… Прим. Д.Резникова). Поднялся под пулями и побежал до ближайшей лощины, где планировал остановиться. Он почти добежал до намеченной точки, когда сильный удар, принесший дикую боль вдруг с размаху бросил его на землю. Сергей увидел, как его правая кроссовка вдруг полетела в небо. Несколько секунд осознавал волну невыносимой боли... Повернулся к лежащему в неудобной позе солдату и увидел каркас развороченной пулей радиостанции Р-159 и струйку крови изо рта. Это моджахед снайперски стрелял в них из английского Бура-300. Пробив насквозь металлическую коробку рации пуля поразила солдата. Если бы радист был без радиостанции, то оба воина были б поражены одной пулей. Солдату помощь уже была не нужна. Сергей приподнялся и посмотрел на ноги. Стянув рану жгутом и вколов перомедол он осмотрелся. Кроме них в лощине никого не было. Рядом он слышал голоса своих товарищей, которые прорывались к Кунару. Окрикнув их, попросил помощи. Вынести раненного из простреливаемого участка местности было невозможно. Гребень скалы прошивался плотным огнем снайперов мятежников. Однако вскоре рядом с Сергеем шлепнулась кошка с веревкой, что обычно применялась при разминировании. Зацепив крючки за лифчик боевой раскладки (брезентовая сумка для переноски боеприпасов на груди. - Прим. автора), Лукьянов несколько раз дернул веревку на себя. Через мгновение трос натянулся, и на глазах ошеломленных бандитов пластом лежащий раненый вдруг взлетел, разбрасывая мелкие камни, на вершину горной складки и пропал из их поля зрения. Однако вторая пуля все же догнала Сергея. До сих пор эта пуля живет в его теле...

На берегу реки недалеко от КП бригады лежало около двадцати раненых. Сергея окликнул окровавленный и почерневший начальник штаба отряда майор Анатолий Петунин, которому в этот момент оказывали первую медицинскую помощь. (Кавалер ордена Красного Знамени и двух орденов Красной Звезды подполковник А. Петунин умер в Таллинском военном госпитале, через два года после ампутации обеих ног. Его со всеми почестями похоронили моряки Балтфлота. - Прим. автора). Вскоре в небе появились наши вертолеты. МИ-24 закрутили свою боевую карусель, а под их прикрытием рядом с ранеными сели два борта МИ-8. Последнее воспоминание о поле боя осталось у Сергея от вида из иллюминатора: огненные хвосты реактивных снарядов неслись в сторону пакистанской границы. Бой продолжался с новой силой... Истекающий кровью разведчик Лукьянов на вертолете был эвакуирован в госпиталь 66-й мотострелковой бригады в Джелалабад. А 1 апреля эвакуирован в Кабул, где находился на лечении до сентября...

События той операции дополнил бывший замкомандира вертолетного полка полковник Ю.И. Владыкин: "В марте 1986 года комбригом В.М.Бабушкиным первоначально использование авиации не планировалось. Разведчики полезли за трофеями. Ведь результативности постоянно требовал маршал Ахромеев, который тогда работал в Кабуле. На следующий день в 10 утра на КП полка пришел запрос из района КП Бабушкина - нужны вертолеты для эвакуации трофеев. Пошли парой МИ-8 и парой МИ-24. Когда подлетали к району боевых действий, МИ-8 забрались на 5000 м, а мы шли на высоте 3700. Я начал связываться с комбригом. В это время на той же волне кто-то стал подавать мне команды: "712, поворачивай вправо". Я понял, что это какой-то дух, и не реагировал на него. При подходе к району боевых действий комбриг сообщил мне квадрат карты, в котором следует сажать вертолеты. Я прикинул, что указанный им квадрат находится в непосредственной близости от границы, а второй ? за границей, на территории Пакистана. Это был Пашат - место на полпути между Асадабадом и Джелалабадом по Кунарскому ущелью. Мы имели высоту, и я внимательно изучил местность. Граница проходила по хребту, т.н. "Линия Дюранта". Сориентировавшись, я ответил Бабушкину, что мы работать в указанных квадратах не можем. Нам запрещено входить в зону ближе 5 км до ленточки (границы. - Прим. автора). В ответ открытым текстом Бабушкин сообщил: "Юрий Иванович, надо наших ребят забрать. Никакие там не трофеи". Я как старший дал команду экипажам МИ-8 сесть в районе командного пункта командира бригады, а сам полетел осмотреть местность. С воздуха было видно, что на хребте и за ним шел очаговый бой. Стрелкового оружия не было заметно, а вот по дымам были видны работающие ДШК и ЗГУ. Работали они в нескольких местах, но трасс не было видно, только красноватые вспышки выстрелов по обрезу ствола у ЗГУ и характерное - как сварка - у ДШК. Сразу поле боя детально осмотреть было невозможно, и мы стали уточнять, где и кому нужна помощь. С одной из точек в эфир вышел сержант-десантник и сообщил: "командир группы ранен, духи озверели, начали нас забрасывать гранатами, прошу помощи, или через несколько минут спасать будет некого". Я запросил: "Сколько метров от тебя можно работать?" Он ответил: "В 20-30 метрах". К этому моменту я нашел на хребте что-то похожее на дувал. И около него - копошащиеся группы людей. На таком близком расстоянии отдувала мы работать по ним не могли. Но ведь надо было. Зная о том, что все разговоры записываются бортовым магнитофоном, я приказал ведомому: "Задачу понял, работать не могу, работать запрещаю, повторяй мои маневры...", - фактически сделав запись для прокурора!.. Мы снизились на высоту 150-200 м над горами. Самый высокий гребень был выше нас. Тяжело было решиться на открытие огня, т.к. была велика вероятность попадания по своим. Стали работать из пушек, бьющих наиболее точно. Стреляли с минимальной дистанции. Умом понимал, что даже если попадем по своим душманов отгоним. Под шквалом огня духи вынуждены были начать отход. Когда расстояние между дувалами и противником увеличилось до 150-200 метров, мы дали залпы нурсами. По радио я передал для КП полка, что в таком-то квадрате десант ведет бой, прошу разрешения работать. Как потом узнал, в этот момент на КП было большое замешательство. Все видели, что бой идет на границе. Запрос КП Кабула не дал результата. Они бросились докладывать, а ввязываться в бой не разрешили. Командиром нашего полка был полковник В. П. Целовальник, опытный и сообразительный летчик. Когда я запросил смену по расходу топлива, он догадался, что главная причина в другом - в боеприпасах, хотя мы провели в воздухе всего 40 минут. И, не раздумывая, он выслал нам смену. На обратный путь мы пошли почти "голые", оставив менее 30% боеприпасов. А в это время два МИ-8 сидели на земле рядом с КП десантников. Дальнейшие события развивались таким образом. Прилетев на аэродром в Джелалабад, я пришел в штаб полка. Сейчас за время точно не ручаюсь, может быть, прошло часа полтора. А на аэродром уже запросился и сел самолет из Кабула. В числе прочих пассажиров был представитель военной прокуратуры, который сходу запросил проволоку из моего бортового магнитофона. Судя по всему, человек он был знающий, поскольку ухватился за эту деталь. Прослушав переговоры, где речь шла об отказах выполнять задачу, он был удовлетворен и больше ничего не "копал".

Вскоре поступила команда из Кабула о поддержке окруженных групп, и я снова полетел в тот район четвертым звеном. На сей раз была войнушка как войнушка. Хорошо постреляли. Всех деталей, творившихся на земле, я не видел. Но кое-какие группы, обозначившие себя дымами, мы хорошо поддержали. Запомнил такой эпизод: духи ослами затаскивали на хребет какое-то тяжелое вооружение, на место уничтоженной огневой, а мы их посбивали со склона. Бой стал понемногу стихать. Обстановка позволила МИ-8 сесть перед границей и забрать группу наших раненых. Мы сопроводили их на "Сеялку" - воздушный позывной площадки у госпиталя 66-й мотострелковой бригады. Через некоторое время обстановка опять накалилась. Против малочисленных групп десантников, легко вооруженных, из глубины Пакистана стали подтягиваться войска. Это хорошо было видно с воздуха. Наша бронегруппа и артиллерийские подразделения располагались недалеко от комбрига и были скованы маневром бурной горной реки Кунар. Я доложил Бабушкину, что вижу большую колонну автомобилей -около 50 штук. В кузовах - пехота. Многие были одеты в черные комбинезоны. Это форма пакистанских коммандос. Ущелье, по которому шли грузовики, упиралось в хребет. Видимость была скверная. Солнце опускалось за горы и слепило глаза. Комбриг обстановку понял и попросил навести артиллерию. Но "боги войны" стреляли не точно. Потому мы приняли грех на душу и зашли вдоль колонны. Сначала пустили по два ПТУРСа с попаданиями по колонне, а потом отработали со второго захода НУРСами. Стреляли вдоль колонны - это была практически полигонная стрельба. Результат был налицо. Загорелись машины по светлому склону у основания гор. В разные стороны побежали солдаты из подкрепления. По нам ответного огня не было. Чем ниже опускалось солнце, тем чернее становилось ущелье. Стали видны вспышки от стреляющего оружия. Обычно десант предупреждал, если по нам кто-то работал, но от них команд не поступало. Позднее командир отряда капитан Абзалинов мне сказал, что ничего не сообщали летчикам, потому что боялись нашего ухода из боя. Солнце еще не закатилось, когда пошли пакистанские вертолеты "Пумы" и начали высаживать десантников. Мы их не трогали. Они, прижимаясь к земле, развернулись и ушли на свою территорию. Вскоре опустились сумерки. Нам на смену пришло второе звено, и я сдал дежурство в воздухе. Показал с помощью пушки, где противник, куда надо работать. Когда мы уходили, бой на земле продолжался. А потом был кошмарный сон. Всю ночь мы летали двумя парами. Других пускать не имело смысла, т.к. мы знали ночные ориентиры, чтобы не попасть по своим. Для безопасности, чтобы не столкнуться в воздухе, ведомый всегда был на 300 м выше меня, у моего вертолета были включены только верхние строевые огни. Так с ведомым капитаном Никулиным мы всю ночь и пролетали. Спецназ всю ночь выводил и проверял личный состав. Обнаружили, что не хватает нескольких человек. На следующий день налетели представители штаба ОКСВ, были они у нас и на КП бригады. Днем стрельбы не было, но когда к району подлетали вертолеты, по ним начинали стрелять. Я лично видел работу двух ДШК.

Ночью операцию по выносу убитых и раненых повторили. Позднее мне рассказывали, что из окружения по минному полю прошел и не подорвался раненый десантник и рассказал, где искать окруженных. Действительно, вскоре в пещере нашли солдата, в которой он охранял раненого лейтенанта. Днем рядом ходили духи, и чудом никто не заглянул в это укрытие. Солдат настолько озверел, что чуть своих не пострелял, когда они нашли их. (В пещере лежал тяжело раненый в бедро и живот старший лейтенант Дмитрий Анфиногенов. Разведчик остался жив. Из армии уволился в запас. Сейчас живет в Москве. - Прим. автора). На третьи сутки все закончилось. Как я помню, у спецназа были 6 человек убиты, 2 пропали без вести и группу раненых вывозили в госпиталь. После боя видели двух убитых десантников, раздетых до тельняшек, лежащих на спине. Однако на пакистанскую территорию за ними уже пройти не могли. Эти бои я запомнил как тяжелую работу и очень устал, но когда комбриг Бабушкин вышел со мной на связь, я не узнал его голоса, измененного пережитым. Мы спали в вертолетах, пока нас заправляли и заряжали. А он не спал ни минуты... После всего на аэродром приехал Бабушкин. Мылись в бане на Бучиле. Делились впечатлениями, он жаловался, что ему руки связали. Вскоре его сняли с должности и отправили в Союз... Я же до сих пор не могу понять, зачем надо было захваченное оружие и мины тянуть через границу - чтобы привезти на склады, а затем по описям уничтожить? 154-й ООСПН потерял в той операции 8 человек.
Для того, чтобы почтить память погибших, назову их поименно:

o Старший лейтенант РОЗЫКОВ Холмухад Джураевич;

o Младший сержант РАЗЛИВАЕВ Михаил Николаевич;

o Ефрейтор КОСИЧКИН Сергей Владимирович;

o Рядовой ВЕЛИКИЙ Владимир Михайлович;

o Рядовой ЕГОРОВ Александр Васильевич;

o Рядовой ПОДОЛЯН Александр Викторович;

o Рядовой ЭЙНОРИС Виктор Брониславович;

o Рядовой ЯКУТА Виталий Владимирович.

В период трехсуточного пограничного сражения на Карере советские воины-интернационалисты уничтожили несколько сот моджахедов и пакистанских военнослужащих, а также стратегически важный склад боеприпасов, поставляющий оружие в центральные районы Афганистана. Никогда не достигли цели ПЗРК "Хуньян", десятки ДШК, ЗГУ и минометов, семь безоткатных орудий, предназначавшегося мятежникам.

Источник: http://warweb1.chat.ru/carera.html