ГЕРОЙ РОССИИ — ЕВГЕНИЙ РОДЬКИН
Подполковник милиции Родькин Евгений Викторович родился 20 декабря 1951 года в городе Рубцовске Алтайского края. Служил на различных должностях инспекторского и командного состава в органах внутренних дел Курганской области. В 1984-1986 годах в качестве специалиста МВД СССР оказывал помощь в формировании и обучении работников правох-ранительных органов республики Афганистан. За участие в боевых операциях награжден орденом Красной Звезды, афганским орденом «За храбрость».
Участвовал в боях с чеченскими сепаратистами. Награжден орденом Мужества.
Погиб 6 марта 1996 года в городе Грозном. Удостоен звания Герой России посмертно. Похоронен на кладбище станции Малиновка.
Говорят, солдат войну не выбирает. Вот и подполковник милиции Евгений Родькин во главе одного из подразделений Курганского СОБРа вновь выехал по приказу в зону вооруженного чеченского конфликта 1 февраля 1996 года. А 6 марта в неравном бою с чеченскими боевиками, почти в центре Грозного, Родькин и два офицера-собровца погибли.
Я пишу эти строки, а перед глазами стоит тот день, когда город наш провожал в последний путь погибших в Чечне офицеров милиции. До глубины души потрясло, сколь много было в тот скорбный час плачущих мужчин.
...С Женей мы учились в одной курганской школе, и добрых двадцать лет жили по соседству на одной улице. Теперь курганская средняя школа № 75 названа его именем.
Этот рассказ о Герое России Евгении Родькине так и задуман был мною — из капельной россыпи воспоминаний о нем родных, друзей, сослуживцев.
* * *
Кто-то скупо и четко
Отсчитал нам часы
Нашей жизни короткой,
Как бетон полосы —
И на ней — кто разбился.
Кто взлетел навсегда...
Вл. Высоцкий.
Как журналист, видевший отряды СОБРа и ОМОНа во время войны в Чечне, скажу прямо: ребята ехали туда не за деньгами и славой. Потому что был приказ, потому что все они — люди долга. Надо, чтоб все знали, что в Чечне наши ребята из этих спецподразделений в меньшей степени воевали с идейным противником (идейные боевики все в тот момент в горах находились), а воевать приходилось с уголовным элементом, бандами наемников, которые устремились в Чечню со всех сторон света...
...Наш сын служил в армии, и его должны были вместе со всеми отправить в Чечню. Женя, когда узнал об этом, встретился с Димкой, рассказал, как в тех условиях надо вести себя солдату и про остальные этапы солдатской жизни. Потом, когда сын пришел в увольнение перед отправкой, Женя поехал с ним на станцию Курган-Грузовой, где показал племяннику, как нужно действовать при тех или иных обстоятельствах. И самое важное, что Евгений тогда говорил моему сыну: «Дима, не пей! Это самое главное. Запьешь там — беда!». Напутствовал, как следует вести себя в тех краях при встречах с местным населением.
...Когда Женечка первый раз в Чечню уехал, мне старший сын со снохой долго не говорили, где он. Не хотели расстраивать меня больше, ведь тогда, в 1995 году, в Чечне уже два человека из нашей семьи находились: мой младший сын Коля и внук мой Димулька (Толин сын) — он как раз в армию был призван... И вот еще Женя уехал... Мне сначала говорили, что он, мол, в командировке в Москве. Но потом Толя все-таки сказал правду мне. что Женечка в Грозном. Как тут не будешь переживать и плакать!... Вернулся он из этой командировки, я ему сказала: «Сын, ты уже в Афганистане был и в Чечне теперь тоже. Больше не езди...». Он, конечно, успокаивал меня и обещал...
...Когда Женя принял решение ехать в Чечню второй раз с группой своих собровцев, отговаривать его я не стал: решил — так решил. Он же говорил: «Молодые они ребята, и в этой ситуации, понимаешь, я не могу бросить их. Как вот только маме сказать про отъезд в Грозный?». Говорю ему: «Вот приходи, и все сам скажешь маме. Я не могу больше ей такие вести сообщать...».
Вечером к нам зашел. Поговорили. Домой собрался идти и уже от дверей сказал: «Мам, я еду в Чечню. Послезавтра утром уезжаем». На следующий день я к ним поехала, ночевала там. А утром, когда провожала Женечку в эту командировку, сами собой слова вырвались у меня: «Сыночка, лучше б я умерла, чем ты снова поехал...». Он не оглянулся, пошел и уже потом на ходу говорит: «Еще что придумала!». Но в этот раз он пошел да вернулся еще: забыл ключи от своего кабинета. Предчувствие не покидало меня... Перед глазами так и стоит его грустное лицо да та неподъемная сумка, что он с собой взял...
Так вышло, что мы с братом дважды оба выезжали в служебные командировки в Чечню. (Евгений — со своим СОБРом, я — с ОМОНом). Конечно, разговоры были у нас с ним о том, что происходило и происходит в Чечне. Мы-то ведь все это сами видели. И он считал, что проблему чеченскую решать надо было, но не так, как взялись и делали это федеральные власти. Он говорил, что после всех неудач военных операций для России самое верное и разумное было бы уйти из Чечни со своими войсками. Пусть регион этот развивается так, как сам хочет. Потому что другого пути сейчас нет. И он возмущался тем, что деньги из России идут вовсе не на восстановление разрушенного войной хозяйства, а на вооружение боевиков. «Это — однозначно!» — говорил Женя. По его словам, помощь экономическая Чечне нужна, но только когда все военные действия прекратятся.
...Если помните, 23 февраля 1996 года в Грозном была такая ситуация, когда власти толкали спецподразделения на то, чтоб стрельбой разогнать митингующих чеченцев в центре города. Евгений Родькин был один из тех командиров СОБРа, кто первый отказался участвовать в такой «операции». Он всегда, в общем, был за то, чтоб не стрелять, а договариваться о мирном разрешении конфликта.
...Еще перед отъездом в Чечню, мы на тренировках учились действовать в похожих обстоятельствах. За несколько дней до отъезда им было принято решение обстрелять (не холостыми, а боевыми) личный состав СОБРа, который должен был ползком преодолеть конкретный участок на местности. Чтобы это было зримо для всех, операция проводилась ночью, когда видны трассирующие пули. Вы понимаете, какую ответственность за бойцов взял в тот момент на себя Родькин? Это ведь не шутки, провести ребят под огнем своих же товарищей... Была хорошая морозная ночь. Ясная такая. Ползешь, и фигуры четко видны. И трассирующие пулеметные очереди летят буквально над нами. И Евгений Викторович полз под этим огнем рядом с нами...
...Между собой командира мы звали просто «Викторович». После возвращения из первой командировки из Грозного Евгений Викторович стал несколько иначе смотреть на жизнь нашу.
...Расскажу только об одном боевом эпизоде. Это было 26 марта 1995 года под деревней Степное. Мы выполняли поставленную задачу и отходили уже. и тут по нам был боевиками открыт сильнейший огонь из самого разного автоматического оружия. Огонь был жуткий. Скажу честно, только дураки на войне не боятся.
При отходе двигаться нам пришлось вдоль сектора этого огня. Спрятаться по сути негде: карагачи и другая растительность в той местности не очень-то надежная защита. И вот командир наш встал в полный рост и пошел спокойным шагом за последним нашим товарищем. Я не скажу сегодня, сколько это было минут или метров: на войне, знаете, совсем другое измерение. Но Евгений Родькин на всю жизнь запомнился таким: встал в полный рост, развевается на нем плащ-палатка, и он идет,разведя в стороны руки, как подгоняет наседка цыплят: пошли-пошли, отходим..., боясь кого-то оставить.
Кто-то из ребят ему прокричал: «Викторович, ложись, убьют!». Эта фраза прошла сквозь него как-то. Какое-то мгновение он еще шел в рост, потом приник к земле.
Та обстановка, в которую мы попали в Чечне, диктовала свои условия и командиру, и нам всем: необходима элементарная осторожность, нужна личная безопасность... Но при этом Евгений Викторович никогда не чурался разговоров с местными жителями, независимо от того: женщина ли это или мужчина, молодой человек или старый... И при этом всегда улыбался тому, с кем разговаривал, улыбался миролюбиво. Не уходил от неприятных разговоров с чеченцами. Старался убедительно им объяснять, что не в нас, присутствующих тут солдатах, сотрудниках милиции, корень зла, а вовсе в другом.
...И вот еще что запомнилось о Викторыче. Там, в Чечне, он всегда в кармане таскал с десяток простых конфет. Угощал ими ребятишек. И всегда улыбался тоже.
...Для него не было самоцелью выполнение приказа любой ценой — вперед, вперед. Он щадил людей и берег их. Был настоящим командиром. Без точных разведданных в рейд ребят не отпускал. И, кто знает, сколько этим спас жизней.
...Когда домой возвращались после первой командировки в Чечню, состояние души у всех нас было такое... Трудно верилось, что мы из войны возвращаемся в мирное время. До Кургана оставалось еще минут десять. Проезжаем Курганку. Наш командир Евгений Викторович Родькин вышел в коридор вагона, мундир, как говорится, был застегнут на все пуговицы. Мы тоже все уже были одеты, как положено, по форме. А затем он зашел в каждое купе и официально, обращаясь по имени-отчеству к каждому из нас, пожал руку, обнял и сказал: «Поздравляю вас с возвращением на родную землю». У каждого в эти минуты, думаю, в сердце что-то такое шевельнулось, и комок к горлу подступил. Испытываю это до сих пор. когда вспоминаю тот день возвращения.
...Родькин со своими «собрами» только что вернулся из Грозного, а нам еще только предстояла командировка. Поэтому встреча с Евгением Викторовичем была для нас полезна с точки зрения и подготовки к такой поездке и оценки происходящих там событий. Запомнилось, что еще тогда, в 1995 году, он сказал: «С самого начала я считал эту войну в Чечне не нашей войной. Но пришел приказ, и мы должны его выполнять».
Узнав, что через несколько дней я еду в то пекло, он подсказал, что и как сделать надо, что с собой взять. И в напутствие вот что сказал: «Будь там очень осторожен. Красиво поют, мягко стелют, но жестко спать. Всегда с уважением и внимательно слушай, что тебе говорят, но выводы все делай сам. Не всему верь, что будут тебе говорить...» И он был прав. В своей командировке мы с этим столкнулись сразу же.
...Чечня — не Афганистан. Там хоть какая-то идея была, а тут... Высшее начальство делает одно, говорит другое, а думает, вообще, третье... Сегодня нас бросают в бой. завтра садятся за стол переговоров, боевики, казалось бы наглухо загнанные в тупик, улыбаясь, спокойно уходят, послезавтра — опять нас бросают в бой...
...Почему он второй раз поехал в Чечню? Мнения разные. Я бы ситуацию эту разделил на два фактора: чисто человеческий и служебный. В первый раз он был в Чечне с одной частью СОБРа, во второй — с другой. Он хотел воочию убедиться, какова эта другая часть в экстремальной ситуации. А если рассуждать с чисто человеческой позиции, то он тут тоже все взвесил для себя, думаю. Как человек прямой и совестливый, поступить по-другому Родькин не мог. Приказ вышестоящего начальника — это приказ, конечно. Но есть еще веление сердца, душевный порыв. Евгений не мог в тот напряженный момент отправить ребят в Чечню, а сам остаться дома. Он не был бы тогда Евгением Родькиным.
...И 6 марта 1996 года он, выполняя свой офицерский долг, пошел на выручку ребят из Перми, изменив немного прежний маршрут своего БТР. В тот день я был в числе тех, кто сидел на броне этой машины. Когда на нас возле 22 блок-поста выбежал раненый, весь в крови, мы остановились. И в этот момент нас всех (и меня тоже) спасла команда: «С брони!» Ее одновременно подали подполковник Родькин и капитан Маслов. первыми заметившие опасность. Мы еще летели к земле, как нас обстреляли боевики. Мы остались тут с раненым, а четверо наших ребят и пермяк продолжали путь на БТР.
...Родькин поставил перед собой две задачи: попытаться спасти пермяков, которые ведут возле своей подбитой машины бой. а затем продвинуться до «Минутки» и взять на 6-ом блок-посту еще раненых. Но ночью мы узнали, что наш БТР был подбит, ребята вели бой. Для Евгения Родькина. Владимира Звонарева и Константина Максимова это был последний бой.
...Не зря мне силу и бесстрашье дал
Наш добрый дом
О четырех углах!
А. Гриценко.
Когда Евгений после окончания института принял решение поступить на службу в милицию, родители его отнеслись с пониманием. Ведь Женя еще в школе, с восьмого класса, активно участвовал в работе отряда юных друзей милиции, потом — в комсомольском оперотряде... И все же, увидев сына в милицейской форме, тетя Клава первое время нет-нет да и скажет в разговоре: «Опасная все-таки эта работа...».
Вслед за Женей в органы внутренних дел пришли работать и братья его — Анатолий, Сергей, Николай. Целая династия Родькиных... Скромные и трудолюбивые парни.
...Муж мой был машинистом, почти все время в поездках находился. Ну, а дом, дети — все. конечно, было на мне. Хоть и росло четверо парней в семье, но я с ними горя и хлопот особых не знала. Ни в школе (а все ребята мои закончили среднюю школу № 75), ни дома. Подрастая, все по хозяйству помогали. Не стеснялись никакой работы — уборку делали, печь топили, стирали, полы по очереди мыли, воду таскали, огород копали...
Вообще-то, я их в строгости держала — не хотела, чтоб сыновья какими-то хулиганами выросли. Побольше стали - разговаривала с ними, как со взрослыми, убеждая словами, что хорошо и что плохо. Правда, однажды я все-таки Женю наказала. Узнала, что с соседским мальчиком они курили. Ведь что придумали: траву заворачивали в обрывок газеты и курили.
...В день окончания института Женечка подарил мне отрез шерсти на платье. Я говорю: «Сыночка, зачем?» А он сказал тогда: «А это, мама, тебе за то, что ты меня родила, вырастила, воспитала и образование дала. Спасибо тебе за все!»
...В этой большой семье было не принято сквернословить. Сколько лет знаю всех Родькиных, но ни разу не слышал здесь бранных слов.
...У нас с детства было заведено помогать друг другу. Это осталось на всю жизнь. Мы с братьями никогда не считались: кто. кому и сколько должен при этом. Просто помогали и все тут. Плотничать, мастерить мы все учились друг у друга.
И вскользь мне бросила змея:
— У каждого судьба своя!
Но я-то знал, что так нельзя
Жить, извиваясь и скользя.
Л. Мартынов
Евгений считал, что работник милиции должен быть прежде всего честным в жизни и честно исполнять свои обязанности. А если он говорит одно, делает другое, думает третье... то он просто — «урод», по выражению Жени.
...В какой-то мере в жизни своей он был Дон Кихотом: боролся с несправедливостью, обманом, чванством и прочими людскими пороками.
...Он со всеми всегда разговаривал на «вы». И мог оборвать любого начальника, если тот начинал «тыкать» подчиненным, хамить.
...Женя в Москве учился. Приезжаю как-то в гости к ним, а Нина мне и пожаловалась: «Мама, ты поговори с Женей, его ведь могут выгнать из академии...» «За что?» — спрашиваю. А произошло вот что: курс готовился к первомайскому параду, ребята стоят в строю, вышел к нам начальник один и стал кричать: «Бараны вы! Даже ходить не умеете...» И еще как-то обозвал... Женя тогда не выдержал и сказал вслух: «Сначала научитесь разговаривать с людьми, а потом учите других».
Начальник этот сразу: «Кто сказал?» Евгений выходит, встает перед строем и говорит: «Я».
— Как фамилия?
— Родькин.
...Знаю, что Евгений не раз выступал на коллегии УВД и говорил часто не очень приятные для начальства своего вещи, но говорил всегда то, что подтверждалось документом, реальным фактом. Неоднократно подавал, как положено по форме, рапорты, что «такой» связан с криминальными структурами... Но рапорты его оставались без ответа...
От своей милицейской работы он никакой личной выгоды не имел. В этом плане Родькин был независим от начальства.
...Какую бы должность он ни занимал, работе своей отдавался полностью, она его поглощала. Когда Женю назначили начальником Первомайского РОВД, то первый год он сам себя назначил ответственным дежурным на все праздники, основную нагрузку взял тогда на себя.
...Евгения Родькина очень хорошо узнал, когда он был начальником Первомайского РОВД, а я курировал от УВД этот райотдел. Что подкупало в Родькине? То, что он всегда был честен. Да, кое-кому с ним было, может быть, тяжело. Потому что он не боялся в глаза правду говорить, какой бы горькой она ни была. Он таким был и остался таким... В нашей памяти останется не только его профессионализм в работе, но и его искренность, преданность, справедливость и открытость. В любой ситуации он оставался самим собой, ни к кому не подстраивался.
Евгений, вернувшись из Афганистана, поступил и закончил академию МВД, причем хороший факультет — подготовка руководящего состава. Почти пять лет проработал потом начальником Первомайского РОВД, потом «с нуля», можно сказать, взялся создавать СОБР...
...Однажды сидим как-то с ним, о жизни разговариваем. Женька, как всегда, рубит с плеча, отзываясь о ближнем и дальнем начальстве. Я и скажи тут ему: «Женька, ну, а ты-то сам никогда не кривил душой?» Сказал и пожалел, что вопросом своим обидел друга, потому что знаю точно: он открыто всегда всем говорит, что думает.
Что привлекало в Евгении Викторовиче, так это его простота и естественность в общении с подчиненными. Он никогда не выпячивал ни свою должность, ни звание... Иной раз мы и спорили с ним, по ряду вопросов у нас были разные взгляды... Но даже если мы с ним в какой-то момент не находили общего языка, он не обижался и не держал зла.
...К нам, когда мы в Чечне были, приезжало начальство из центрального штаба. Евгений Викторович на вопросы военных чинов отвечал всегда четко и лаконично. И если позволяла ситуация, мог сдобрить разговор шуткой. Солдафонство в нем не проявлялось. Была четкая позиция. Без подобострастия.
...Когда они с ребятами в 1995 году вернулись из первой поездки в Чечню, им одна общественно-патриотическая организация ценные подарки вручила... Я пошутил тогда: «Ну что, вас уже покупают...» «Меня не купишь,» — возразил достаточно жестко Женька.
...После Афгана он на нашу жизнь стал смотреть совершенно по-другому. Любую несправедливость воспринимал очень близко к сердцу. Поэтому и жить, конечно, ему стало сложнее...
Не говорите о войне.
Здесь все кричит ее устами.
Здесь небо рваными кусками
Стоит тревожно в вышине.
А. Гриценко.
О том, что Женя собирается в Афганистан, я узнал от него самого: он пришел ко мне посоветоваться. Отговаривать друга я не стал, ведь и сам я хотел туда ехать, рапорт тоже писал...
...В Афганистан он уже уезжал 5 марта 1984 года. А у меня как раз в это время была служебная командировка в Москву, до столицы мы летели вместе. Евгению надо было явиться в гостиницу на улице Пушкинской. Я его проводил. Потом он звонит мне: «Все нормально. Саня. Был в министерстве, завтра вечером еду дальше — поездом до Ташкента. Мне сказали, что год пробуду в провинции, а затем год — в Кабуле». Я на эти его слова отреагировал: мол, знаю. Женька, твою прямоту, так что все два года, думаю, ты будешь работать в провинции... Так оно и вышло.
...Письма из Афгана брат писал хорошие. Как-то написал мне так: «Я в Хосте. Почитай газету «Правда» за такое-то число». Нахожу эту газету и статью, а в ней рассказывается об одной из операций, в которой участвовало и то подразделение афганской милиции, где был Женя...
С Евгением мы познакомились в начале 80-х в Афганистане. Как и я. он был там в служебной командировке. Мы еще не были лично знакомы, а я о нем уже был наслышан от нашего советника. Приезжая по делам в Кабул, он не раз говорил: «Слушай. Геннадий Павлович, у нас в Хосте работает ваш земляк, курга-нец. Женя Родькин. Так он умеет делать буквально все. А обеды готовит — лучше моей жены».
Он помогал афганской милиции налаживать работу в приграничной с Пакистаном провинции Хост. В те годы она считалась на земле Афганистана самой кровоточащей раной: там без конца шли военные конфликты, контрреволюция не раз пыталась завладеть этой территорией.
...И довольно скоро Женя понял, что в Хосте никто из работников царандоя не пойдет на борьбу с бандитами, пока он, советник, не возьмется за это дело, пока сам не поедет «на броне» на запланированную операцию. Афганцы уважают смелого человека. И если ты сам не боишься, за тобой пойдут...
...Чего греха таить, в Афганистане выпивали многие. Люди все-таки были на войне. Обстановка сложная, да и бытовая жизнь была такая, что лучшим средством дезинфекции был питьевой спирт. Но Женя как раз тем и отличался, что совершенно не употреблял спиртного. Более того, в этой непростой ситуации продолжал ежедневно заниматься спортом, физподготовкой. И не только сам занимался, но и приобщил к физкультуре афганцев, среди них у него появилось немало друзей. Кстати, по своему обличию, да еще в той одежде, Женя даже очень был похож на афганца. Посмотрите на фотографию и убедитесь в этом. Так что афганцы его за своего принимали.
...Женечка был в Афганистане, и мое сердце, конечно, не переставая, болело за него. Он говорил, что это просто обычная командировка. Кто же знал, что там, где был он, тоже шла война... А я писала ему письма туда почти каждый день, обстоятельно рассказывая о жизни нашей, о родных, о курганских событиях... Он сообщал о себе, что жив, здоров, что сделал для афганских ребятишек горку — катаются все с огромной радостью...
...Про афганскую войну он мало рассказывал. Считал, что там он просто выполнял свой долг офицера. Но гордился, что награжден боевыми орденами. На 9 Мая всегда ходил в той военной форме и надевал награды свои — наш орден Красной Звезды и афганский орден «За храбрость».
...Мы продолжали с Женей дружить и после возвращения ИЗ Афганистана. Конечно. Афган опалил сердца и души таких ребят, как Евгений Родькин, но могу сказать одно: люди с хорошей человеческой закалкой, вынося из той войны душевные раны, остались в жизни порядочными людьми. И всех их объединяет сегодня обостренное чувство верности боевому братству, справедливости. Им претит лицемерие политиков о той войне. А они не забудут, как сидели в окопах и как пули свистели над их головами.
Последняя встреча с Женей Родькиным у нас была за несколь-
ко дней до его второй командировки в Чечню.
Было это на презентации книги о курганцах, погибших в Афганистане.
Он еще тогда сказал мне: «Вот вернусь когда, мы с тобой обязательно напишем книгу и обо всех живых участниках афганских событий. Они и их служба под огнем не могут быть забытыми». Такая вот задумка была у него.
Не говорил он: «Делать нечего». Грустил, смеялся... Просто жил И прошлое душой высвечивал И каждым часом дорожил.
Ник. Шумаков.
...Евгений не мог жить спокойно, тихо: все куда-то бежал, все что-то организовывал. Сколько я его помню, он всегда был в гуще коллектива, среди людей — сначала школа, спортсекция. институт да и работа потом... Он, если хотите, был азартным человеком — уж если что-то загорелся сделать, то обязательно сделает.
В декабре 1995 года, когда бойцы СОБРа вернулись из Чечни. Евгений Викторович по собственной инициативе устроил нам всем прекрасный праздник в ДК имени Горького. Он сам все организовал и программу этого «огонька» продумал. Ребята, конечно, помогали, но основная мобилизующая сила — был Родькин. Другой бы мог и не делать этого, не утруждать себя хлопотами. Но только — не Викторыч. Вечер был великолепный. И кто мог подумать, что эта наша встреча за праздничным предновогодним столом последняя...
...Женя не был тщеславен в жизни. И накопительством не страдал. У них, у Родькиных, ни у кого черты такой в семье не было... Материальная сторона жизни его интересовала меньше, а вот человеческие отношения, качества — это да. Сколько я его знаю, у него не было никогда стремления быть при больших деньгах. Тесть его был хорошим мастером по ремонту «легковушек», и знаю, что Жене он не раз говорил: «Давай, я тебя научу этому делу, будешь всегда с деньгами...» Но Евгений к такому предложению относился спокойно.
...Женя очень любил своих друзей, дорожил ими. Их так и звали еще в школе: «неразлучная пятерка».
...Пятеро нас было. Пятеро, как один кулак. Дружить мы начали в школе. Потом — институт. Армия. Работа. И поддерживал эту нашу мужскую дружбу в большей степени, конечно, Евгений. Он же и семьи наши сдружил.
И еще у него была такая черта характера: откуда бы он ни приехал домой, первым делом звонил матери, а потом «садился» на телефон и обзванивал нас, друзей, и родных. И не то, чтобы обговаривал встречу, а просто диктовал: «Так, через полчаса чтоб вы были у меня». Возражать в таких случаях было бесполезно.
...С Женей мы учились в одной школе. А ухаживать он за мной стал после института, когда работал уже в милиции. Поженились мы в 1975 году. Я любила Женю легко. Я любила и была любима. Мы понимали друг друга. ...Если мы договаривались, что он встретит меня после работы, то возле проектного института он всегда с цветами ожидал. Однажды все же ему попеняла: «Женя, мне приятно, что цветы даришь, но ведь они же денег стоят...». Он обиделся и сказал: «Цветы буду дарить тебе только по праздникам».
В быту Женя был образцовый мужчина. По дому он умел делать все. И это у него от матери. Сколько я его знала, он никогда не позволял себе как-то неряшливо выглядеть, быть непричесанным, в грязной обуви. Нет женщины, которая бы не ворчала на мужа. Евгений в таких случаях мог все легко обратить в шутку. В жизни он всегда улыбался, а уж если смеялся, то от души. Это был человек с хорошим чувством юмора.
И удивлял порой меня тоже до смеха. Как-то прихожу с работы, а он уже дома и уборку делает: в центре комнаты стоит пылесос, а Женя держит в руках мою новую соболиную шапку и ... пылесосит ее. пылесосит... Еще мгновение, и она — исчезнет. У меня даже слова все потерялись. Набрав воздуха, я только и могла сказать: «Женя, не надо...» А он до слез обхохатывается. Потом уже спрашиваю: «Как ты мог додуматься до этого?...»
Идем картошку сажать — все опять на Жене: он знает, какие сорта надо и как лучше садить. Грядки на даче тоже все сам делал. И поливал. Первое, что он на дачном участке строить начал, — так это баню. Потом — теплицу. А уж затем домик строить начал, но закончить не успел...
Любимая поговорка? Наверное, была. Просто на это как-то внимания не обращаешь. А вот сейчас сын стал говорить (когда я ворчу на него иной раз): «Какой есть». Эти же слова произносил всегда и Женя. И еще он часто повторял: «Друзей не выбирают».
...Нашего Петю он как воспитывал? Как сам относился к жизни, это и старался передать сыну. Позволял не все. Но радостям его не мешал.
Он учил сына общению с природой. Ребенок еще не ходил как следует, а Женя брал его с собой в лес, за грибами. Садил на плечи и так ходил с ним по лесу. Подрос сын — стал водить уже за руку. Однажды Петя мне говорит: «Мама, а там в лесу змея была, мы ее видели». Я у Жени спрашиваю «Правда?» Он кивнул: да. И вообще Евгений старался, чтоб сын не боялся ничего. На даче, например, когда начинался дождь, то Женя насобирал Пете полные руки лягушат. Тот сожмет ладошки, а когда начинает их открывать, лягушатки прыгают во все стороны... Отец и сын смеются.
Конечно, он бывал и строг с сыном. Мог строжить. Но за дело.
...Евгений с сыном проводил все свое свободное время. Припоминаю такой случай. Как-то мы собрались на охоту. Звоню накануне отъезда. И в разговоре я обмолвился, что не хочу брать с собой сына, хотя тот и просится на охоту. Женя тогда мне говорит: «Ты что, бери, конечно. Дети должны быть с родителями. От кого они еще добрым делам научатся? Я Петьку своего беру...» И на самой охоте он больше с сыном занимался, показывал, рассказывал ему, по пустым консервным банкам вместе стреляли... Петька тоже к отцу относился так, что тот для него — все.
Он был способен на весьма неожиданные поступки, чем удивлял, веселил друзей и родных. Когда я женился, Евгений взял да и ... выкрал мою невесту из-под носа ее родственников, А было все так: какое-то время он был рядом со всеми во дворе, а потом исчез, и никто этого вначале не заметил. Моя невеста в это время, стоя у раскрытого окна в комнате, слушала музыку. Слышу голос брата: «Николай! Пойдем!» Тянет меня за собой. Я заворачиваю за угол дома и вижу... как он Любашу из окна раз и выкрал, на землю поставил и говорит: «Поехали свадьбу играть!»
Когда собиралось застолье — праздник ли, день ли рождения у кого — он не строил из себя что-то такое... И третий тост всегда был его: «за тех, кого нет с нами».
Женя так хотел, чтобы мы не забывали друг друга. Встречу сокурсников в 1995 году организовал, снимал на видео, брал интервью. Всегда говорил: «Время уходит. Неизвестно, сколько его осталось...».
* * *
Сорок четыре года — срок в обычной человеческой жизни немалый. Но жизнь длиною в сорок четыре — трагически мала.
Что остается после человека, прожившего на земле только сорок четыре года?
Дом, который он по-хозяйски обустраивал.
Сын, который достойно пойдет по земле, как и его отец.
Вишни, которые с его легкой руки теперь растут на дачном участке.
Боевые награды, которых Евгений Родькин удостоился при жизни за храбрость и мужество. И награды, которых удостоен после смерти. Школа его имени, куда он с уважением открывал мальчишкой двери.
А еще память людская. О его делах и поступках, о нем самом.
Каким был Женя, Евгений Викторович, подполковник милиции Родькин в жизни? На этот вопрос я и искала ответ у тех. кто хорошо его знал.
И я с благодарностью называю, прежде всего, его маму, Клавдию Ильиничну, братьев — Анатолия и Николая, его жену Нину, близких друзей — Валерия Нечеухина, Анатолия Володина, Владимира Москвина, Галину и Александра Федоровых, Людмилу Аникину (Кованову), школьных учителей — Анатолия Андреевича Катенева, Лидию Павловну Стародумову, писателя и журналиста, очевидца тех мартовских событий в Чечне — Виталия Носкова, товарищей Евгения Викторовича по Афганистану — Геннадия Устюжанина и Григория Третьякова, заместителя начальника УВД Анатолия Хвостанцева. нынешнего командира СОБРа Александра Стринадкина и сотрудников спецподразделения УВД — Сергея Демешкина. Игоря Фатеева.
Все мы будем помнить тебя. Женя!
Татьяна Меншикова.
Другу Евгению Родькину, погибшему в Чечне.
Не громы небесные стонут,
Не роты в атаку идут —
Над свежей солдатской могилой
Гремит оружейный салют.
Проснитесь же, люди!
Проснитесь,
Стряхнув равнодушия тень!
Ужель хоронить не устали
В могилы своих сыновей?
Ужель -замечать перестали
Рыдающих женщин, отцов.
Сиротами ставших детишек
У цинковых звонких гробов?
Проснитесь же, люди!
Проснитесь!
От залпов нелепой войны!
Опомнитесь, люди! — Взывают
К вам звезды с могил и кресты.
Не громы небесные стонут.
Не роты в атаку идут —
Над свежей солдатской могилой
Гремит оружейный салют.
Спи, Женя!
И пусть пухом будет
Тебе Зауралья земля.
Тебя мы вовек не забудем!
Да будет ли помнить страна?
Виктор Шушарин
ИХ ПОСЛЕДНИЙ БОЙ
Рассказывают очевидцы
Виталий Носков, обозреватель газеты «Щит и меч»:
Я находился в отряде под командованием подполковника Евгения Викторовича Родькина со 2 марта 1996 года. Моей задачей было подготовить очерк о работе курганского СОБРа. Руководитель сводного СОБРа характеризовал курганский отряд, как образцовый, а его командира, как очень грамотного, волевого, опытного офицера.
6 марта ранним утром. БТР с подполковником Родькиным и десантом вышел из расположения 4-й комендатуры Грозного, чтобы сопроводить в аэропорт Северный минера из Вологды.
Быстро выполнив задачу, мы вернулись в Главное управление оперативного штаба. Командир сводного СОБРа спросил Родькина: знает ли он дорогу на 6-й блок-пост? Надо было вывезти оттуда двух раненых. Родькин ответил, что дорога ему известна. С нами пошел еще один БТР.
Шли на скорости. Подойдя вплотную к 22-му блок-посту (мост через реку Сунжа), мы были остановлены собровцем с окровавленными руками, который кричал нам: «Стой! Стой!» Я посмотрел па высотный дом, что был по ходу машины, и увидел проблеск снайперского прицела. И тут же Родькин и капитан Сергей Маслов закричали: «С брони!» Только спрыгнули, как по броне пули забряцали. Боевики стреляли с нескольких точек. Курганцы и пермские омоновцы ответили на огонь из автоматов и гранатометов.
Александр Елин, оперуполномоченный СОБР УВД Курганской области:
— Подбегает к нам пермяк: «Ребята, выручайте. Здесь в метрах пятистах наших подбили, они на дороге лежат. Помогите собрать». Родькин посоветовался о чем-то с командиром «Бури-21». Мы стали собираться в дорогу. Евгений Викторович садится справа рядом со мной на командирское место и Серегу Маслова кричит.
Тот перегнулся к нему, а нога снаружи осталась. Этого оказалось достаточно. Снайпер попал точно. Он упал. Его парни с блок-поста оттащили в укрытие. Родькин сходил, узнал о характере ранения и скомандовал: «Все, закрываемся, поехали».
С нами, значит, кто был: пермяк сел с правого борта на скамеечку, с левого — Звонарев с пулеметом. Костя Максимов — на месте оператора-наводчика, командир и я — механик-водитель. Пять человек получилось.
Мы на большой скорости прошли вдоль Сунжи и вышли на улицу Ленина. Приезжаем к этим парням, их, действительно, лежало на дороге человек 6-7, чуть дальше, метрах в 20-ти, горел БТР. Постояли, постояли... Родькин командует: «Давай чуть дальше, и разворачиваться будем». Пули по БТРу хлещут, если выйдешь — сам ляжешь.
Я тронулся. Только включил вторую скорость, даже разогнаться не успел, и... взрыв. Попали из гранатомета. Я инстинктивно отвернулся влево, чтобы глаза не зацепило. Ничего сразу не почувствовал. Родькин кричит: «К машине!» Все выскочили наружу. А командир голову из люка высунул и просит меня: «Саша, помоги». Ему ноги и грудь пересекло осколками. Выстрел-то как раз пришелся на его сторону, а мне всю правую половину тела поранило. Я подскочил, боли пока не чувствую, вытащил его из БТРа — и вниз, под машину. Окликаю: «Костя!» Он: «Живой!» — отзывается. Я дальше: «Василич!» — «Живой». «Как там пермяк?» Тот в ответ: «Нормально все».
И тут Василич побежал на дорогу, кричит нам: «Я прикрою вас, отходите в укрытие». Встал посреди улицы и из пулемета стреляет по окружающим домам, где засели боевики. Десяток секунд хватило постоять на открытом месте — четыре пули прилетели. Мы побежали к одноэтажному дому, присели. Я спрашиваю Родькина: «Евгений Викторович, сами дойдете?» «Дойду». Костя и я подхватили Звонарева, оттащили его в сторону. Ранения, видать, были серьезные, он посинел, изо рта шла пена.
Игорь Омышев, старший оперуполномоченный СОБР УВД г. Перми:
— Когда мы вышли из-под линии огня противника и начали перевязку, то из дома появилась женщина и предложила нам войти внутрь помещения. В доме мы находились около 3-4 часов. За это время сначала пришли двое милиционеров-чеченцев в форменной одежде. Они интересовались военными. Хозяйка Акма ответила, что «да, военные были, но ушли». После этого появились боевики, и вновь хозяйка ответила, что военных в доме нет. Час их не было. Потом опять прибегают: «Ты врешь, они у тебя». Но по их обычаю, никто не мог в присутствии хозяев обижать гостей. Ушли. А тут засобиралась и Акма с сыном, мол, пошла за братом, который прогонит боевиков. Минут через 15 вновь стук: «Акма, Акма...» Чеченцы поняли, что хозяйка ушла, а русские здесь.
К началу штурма дома командир (Родькин) имел многие осколочные ранения груди, живота, ноги и головы, но был в сознании. Майор Звонарев был ранен: левая нога в двух местах, правая нога прострелена в бедро, а также в живот и локоть левой руки. Водитель Елин имел множественные осколочные ранения руки, а Костя к тому времени еще не был ранен. Об этих ранениях знаю потому, что сам лично перевязывал всех курганских товарищей.
На вооружении мы имели:
1. Мое табельное оружие — автомат с подствольником.
2. Командир был с пистолетом ПМ.
3. Костя с табельным оружием «Кедр».
4. Водитель имел нож разведчика, стреляющий НРС. Также было несколько гранат.
Александр Елин:
— Они нам первую гранату закидывают. Врываются в дом. Наши — Костя и пермяк — из двух стволов их встретили. Они поняли, что мы живы. Кидают еще три гранаты. Забегают. Наши опять ответили. Потом, когда боевики начали очередной штурм, по-моему, пятый, мы «выкатили» им навстречу гранату «эфку». Долбануло сильно, и, видать, много дудаевцев убило и покалечило. Тут они разозлились. Минут через 10 сразу восемь гранат в дом залетело, взорвались. В этот момент погиб Родькин. Ну, думаем, сейчас полезут со всех сторон, окон-то много. Мы расползлись по комнатам, заняли круговую оборону, друг друга видим. И тут снова сильный взрыв — попали из большого гранатомета в центр крыши. Она стала гореть, обваливаться и отрезала нас от товарищей. Дальше я был только с Костей. Мы выскочили из дома и укрылись за кучей битого кирпича. Подождали. Я говорю: «Пойдем посмотрим, может быть, парни еще живые, где-то выползли. Но никого не было.
Игорь Омышев:
— После взрыва я зашел в ванную комнату и увидел, что командир погиб (я проверил его пульс), а майор жив. Вместе мы переползли в комнату, которая не простреливалась. Там же я нашел место в полу и с помощью штык-ножа сделал лаз. По нему мы с майором спустились в подвальное помещение.
Когда я вновь выбрался из подвала, то Кости и водителя в комнате не было. Я стал звать их, никто не ответил. Подумал — они погибли. Я вновь спустился в подвал. Через 30-40 минут майор скончался. Я снял с умершего нательный крестик и жетон с личным номером, положил их к себе в карман. Майора я прикрыл матрацем и валявшейся входной дверью. Дом продолжал гореть, крыша, перекрытия начали обваливаться. Я был вынужден покинуть подвал. Зарывшись в кучу строительного мусора, дождался темноты и вышел на блок-пост к своим. Александр Елин:
— Огонь вроде стал утихать, и мы с Костей залезли на крышу. Сколько просидели — не знаю. И тут нас обнаружили. Я говорю: «Костя, попытаемся спастись, или они нас убьют». Мы спрыгнули с крыши и побежали от дома. Я ведущий был, кричу на ходу Косте: «Ты петляй, так труднее попасть им будет». Добежим до кучи, упадем, отдышимся и дальше. А нас засекли и стрелять начали. До четвертой кучи Костя не добежал. Попали по ногам. А я уже за кучей лежу. Кости нет. «Костя? — спрашиваю. Он отвечает тихо: «Здесь я, Саня, помоги, по ногам зацепило». Я ему: «Костя, ты только не шевелись, а то снайперы добьют. Потерпи, я тебя вытащу».
Только поднял голову из-за кучи, где лежал, — сразу очередь. Я на другую сторону решил переползти. Дополз. Осторожно выглянул, вижу как раз Костю еще одна очередь прошила, смертельная. На спину его аж перевернуло, и он замолк. Я покричал — в ответ тишина, только пули свистят.
Смотрю, шестеро боевиков бегут на меня, а я с одной гранатой «эфкой». У нее радиус поражения до ста метров. Взялся за кольцо. Они увидели у меня гранату и остановились. Я замахнулся — они в одну сторону, я в другую. Это был мой последний шанс. До поста оставалось метров 100 — 150 открытого пространства. Снайпера работают без остановки. Ну никак не пройти. Стал дожидаться ночи.
Виталий Носков:
Когда стемнело, с левой стороны блок-поста услышали голоса: «Эй, мужики!» Спросили: «Кто?» В ответ: «Я собровец из Кургана». Мы: «Кто именно?» «Водитель с «Бури-24». До меня дошло, что это Елин. «Саша, ты что ли?» «Да». «Давай сюда!» «Я не вижу, куда идти». И тогда на голос в темноту бросился на подмогу пермский омоновец Николай Уточкин. У Елина с собой была фаната, он кинул ее в сторону боевиков, а я в это время стрелял из автомата по верхним этажам высотки, чтобы обозначить вход на блок-пост и прикрыть наших. Николай Уточкин, оказал Саше первую помощь.
Записал Юрий Побритухнн
Убейте войну, прокляните войну,
люди Земли!
Мечту пронесите через года
и жизнью наполните!...
Но о тех, кто уже не придет никогда. —
заклинаю, — помните!
Р. Рождественский.