КАК ЗАСЕКРЕТИТЬ СЕКРЕТ ПОЛИШИНЕЛЯ
Николай Стародымов

Последуем вслед за незамысловатым сюжетом набившей оскомину рекламы. Допустим, вы решили написать о событиях в Афганистане полуторадесятилетней давности. Однако сами 'за речкой' не бывали. Тут-то, скорее всего, и получится: и ноги промочили, и информации толком не получили. И вовсе не потому, что вы бесталанны - попросту не сможете собрать в достаточной степени объективной информации.
Официальные документы хранятся в закрытых архивах, по рассказам прошедших войну людей достаточно полной картины тоже не составишь - прежде всего, память избирательна и со временем многое из нее стирается, а потом человек достоверно может поведать только о том, что видел со своего 'шестка'... Дневники вели в Афганистане очень и очень немногие, во-первых, испытывают в этом потребность единицы, да и не слишком уж приветствовалось подобное 'творчество' в те времена - известны случаи, когда личные записи изымались на таможне, а у их авторов в результате начинались служебные неприятности.
Тогда, казалось бы, объективную информацию можно было бы почерпнуть из средств массовой информации...
Увы, увы, увы... Об этом и пойдет речь ниже.
Автор этих строк отслужил в Афганистане полтора года. Военным журналистом. Два десятка боевых выходов, в том числе десантирование в тыл душманов, перехват каравана, рейд по глубоким тылам противника, прочески местности... С точки зрения боевого офицера, это не так уж много, ну да только речь сейчас не о том. Привез 'из-за речки' большой архив. И частенько заглядываю в него. Разложу потрепанные пожелтевшие листочки - и вспоминаю. О друзьях-товарищах, об огнях-пожарищах... И - с дрожью - о цензуре.

Вернешься с боевого выхода, переполненный информацией и впечатлениями, грязный и искусанный блохами, натерпевшийся прелестей суточного перепада температур высокогорья (когда днем плюс сорок, а ночью минус десять), в полной мере прочувствовав страх, когда лежишь под огнем снайпера и жалеешь, что не родился ящерицей, способной забиться под каменюку, пометавшись на открытом поле, по которому методично лупят вражеские минометы...
Блаженно попаришься в баньке, примешь 'на грудь' выпрошенного у летчиков C2H5OH - и садишься писать. Только обхватишь привыкшими к автомату пальцами тонкую талию авторучки, как тебя обступают сумрачные призраки. Подобно гомеровским теням умерших, встречавших лодку Харона на берегу темного Стикса, они подстерегали каждого, кто пытался приобщиться к летописному описательству афганской войны.
Первая, самая суровая, тень многозначительно стучала пальцем по обложке толстенного тома, где были изложены сведения, запрещенные к публикации в открытой печати:
- А ты помнишь об ответственности за разглашение военной и государственной тайн? Напоминаю: в газете можно показывать только единичные случаи боестолкновений с душманами, да и то при условии, что на наше подразделение напали и что с нашей стороны воюет не больше одного взвода - то есть три боевых машины и три десятка солдат... И при этом - никаких потерь!
Суровой тени цензора робко пыталась возразить затюканная застоем совесть:
- Так ведь все было иначе... И наступали мы полком, и населенный пункт штурмовали при поддержке авиации, и убитые у нас были... И тут выплывала тень редактора - с понимающе-просительной улыбкой на губах:
- Будь реалистом, друг! Плетью обуха не перешибешь! Ну напечатаем мы правду, допустим, что даже никого из нас не посадят (хотя по тогдашнему закону имели право)... Снимут нас с тобой с должности, зашлют в какую-нибудь Тьмутаракань... И полнейший крестец на дальнейшей карьере!
А на ухо ласковым котеночком нашептывает змей-искуситель внутреннего комфорта:
- Что тебе, больше всего надо? Ведь все равно никто не напечатает эту твою правду! Так зачем стараться, зачем тратить время и нервы, к чему напрашиваться на неприятности?.. Пиши так, как разрешается - и делу хоть какая, а польза, и тебе, хоть какой-то, а гонорар... Ну а то, что перед людьми, с которыми был 'на боевых', будет стыдно за эту полуправду, так они ж тоже в нашей стране живут, поймут, что ты не мог написать о них иначе...
Тени растворялись, оставляя наедине с торопливыми строчками в пропыленных полевых блокнотах и с безжалостным дамокловым мечом его величества Закона над головой.
Да ведь только не случайно же у нас сравнивают закон и дышло (просто любопытно: а есть ли у других народов подобная поговорка?). В самом деле, должны же быть какие-то варианты! Вот например, а как обходили цензуру коллеги из других газет? Начинаешь листать подшивки 'многотиражек' дивизий Ограниченного контингента.
'И вдруг с места, где только что находился взвод, по десантникам 'ударили' пулеметные и автоматные очереди...' ('Гвардейская доблесть', 31.8.1985 г.)
'Напряженную тишину разорвали пулеметно-автоматные очереди. Начали 'рваться' гранаты, мины...' ('Ленинское знамя', 9.8.1986 г.)
'На прошедших тактических занятиях в горах с боевой стрельбой подразделение (артиллерийское. - Н.С.) поддержало 'огоньком' воинов-десантников. 'Крупнокалиберный пулемет' противоборствующей стороны...' и т.д. ('Гвардеец', 17.12.1985 г.)
Вполне очевидно, что все это делалось с единственной целью убедить читателя (и в первую очередь цензуру): войны, мол, у нас нет, идут лишь плановые занятия с условным противником и стрельбой по мишеням. Для этого достаточно лишь расставить побольше кавычек, как будто все это понарошку, 'невсамделе'...
Вчитываешься в торопливые строчки записей. И думаешь, думаешь, думаешь...
Что там у нас? Рядовой Ваня Лойков был тяжело ранен, санинструктор Игорь Точинский под огнем противника оказал ему первую помощь и с риском для жизни эвакуировал пострадавшего в безопасное место. Пишем: 'Посредник решил проверить готовность санинструктора выполнять свои обязанности. По вводной был ранен рядовой И. Лойков. Закинув автомат за спину, Точинский бросился к товарищу...' ...Во время боя был подбит бронетранспортер. Володя Гунич из горящей машины вытащил несколько автоматов и бронежилетов. При этом он был ранен... Как тут выпутаться? Прежде всего, не будем упоминать, что это произошло во время боя. Пишем коротко: 'Пламя охватило БТР мгновенно...' А отчего - Бог его знает. И ранение Володя получил вроде как от взорвавшегося от жара снаряда. А орден Красной Звезды ему вручили якобы не за боевые действия, а за спасение казенного имущества.
Фу, кажется, выпутался. Что там дальше?
...Михаил Паньков, отчаянной смелости парень, во время боя творил буквально чудеса. (Заметим в скобках, что буквально перед самым выходом он получил письмо от девушки, в котором она со свойственной женскому полу деликатностью сообщила, что выходит замуж за другого...). Однако при этом был ранен. Что ж, расставим кавычки, опишем тактическое занятие, а в финал вставим фразу: 'Паньков нырнул за БТР и в этот момент почувствовал боль в спине...' А от чего боль? Может, о броню ударился, или повернулся неудачно...
Но вот наткнешься на запись, которую ну никак не закавычишь. Здесь были и доты, и танки, и реактивные установки залпового огня... Что делать? Да очень просто: нужно поставить рубрику 'Боевая слава туркестанцев', намекнуть штрихом, что, мол, это было в годы войны, не уточняя, естественно, какой именно, уйти от слов 'душман' и 'Афганистан', заменить вертолеты на штурмовики... Вот и получилось, что хоть нигде напрямую это не говорится, но вроде как можно сослаться, что речь идет о Великой Отечественной...
Однако это еще не все. Несешь все эти кавычки, намеки и недомолвки нештатному цензору, обязанности которого, как правило, выполнял начальник 'секретки'. Тот читает и горестно вздыхает: опять, мол, нарушаешь!..
- Да ты пойми!.. - начинаешь ему объяснять.
- Я-то все понимаю и даже сочувствую, - откровенно отвечает цензор. - Но только у меня есть 'люминивая книга', которой мы с тобой должны руководствоваться... Ну-ка давай подумаем, что из написанного можно сделать... И мы начинали с цензором думать, как обойти... цензуру.
Театр абсурда? Отнюдь. Ведь так рождалась практически каждая публикация из Афганистана.
Так что, если кто возжелает написать книгу о той войне, первое что должен будет сделать - так это читать между строк.